— …
— Нет, не стал, я передумал стричься. Скоро приеду. Мы тут в одном месте… развлекаемся.
— Ян, ты меня простил?
— Конечно. Кого мне ещё прощать, кроме тебя…
— Я тебя люблю. Ты мне веришь?
— Верю.
========== часть 14 ==========
28 февраля
Утром, до школы, звонок от Яна:
— Привет!
— Привет!
— Ты как? — это он у меня интересуется, как у самого пострадавшего?
— Что со мной будет? Я за тебя больше переживаю, у тебя всё хорошо?
— Норм! Ты… это… не теряй меня сегодня, я приболел!
— Это из-за меня? — упавшим голосом подавленно сказал я.
— Нет! Просто ринит. Сказали, что дня три. Из носа течёт нещадно!
— Ты правду говоришь?
— Конечно!
— Учти, у меня дома два врача обитают! Я всё равно узнаю!
— Ой! Уже страшно! — откуда он черпает этот весёлый тон после вчерашнего разговора?
— Я к тебе сегодня приду, после школы! — заявил я.
— У тебя сегодня репетитор, вот и шуруй к нему и сам подставляй свою задницу, а меня не трогай сегодня, у меня сопли! А вот завтра можешь приехать… — он вдруг сник и заговорил совсем тихо. — Мы поедем на кладбище, будет годовщина, если хочешь, я тебя с родителями познакомлю…
У меня аж в горле пересохло:
— Я приеду. Давай не болей!
Во-первых, предупредил, чтобы я не беспокоился. Во-вторых, позвал… Может, он тоже любит меня?
1 марта
На кладбище Ян сначала один стоял около двух слепленных вместе чёрных обелисков. Потом позвал меня. Я просто стоял рядом и держал крепко его холодную ладонь, мы молчали. Потом подошли и его родственники — тётя Тамара и дядя Альберт, — они тоже молчали.
Фотографии на памятниках были неизвестны мне. Мама Яночки улыбалась, отец смотрел куда-то вдаль. Вот и познакомились…
3–20 марта
Март получился тревожный, я это чувствовал. Ощущение чего-то нехорошего. И потом я понял, что мне страшно до Янки дотрагиваться: ему всё равно больно каждый раз, я же вижу! Он себя специально мучит! Я так не хочу. Я всё ещё не знаю, что у него в голове.
После нескольких занятий алгеброй без секса я скис совсем. Ян в один из таких дней, захлопывая учебник раньше окончания урока, вдруг зло мне заявил:
— Знаешь, вали-ка ты домой!
— Почему?
— Потому что хватит! Меня это бесит!
— Задача бесит?
— Ты бесишь!
— Почему?
— Ты меня уже не хочешь? Брезгуешь теперь! Или что? — выкрикивая это, Ян подскочил с места и даже стул уронил. В его глазах опять что-то разрастается, припадок ненависти ко мне — вот что!
— Ян, — спокойно отвечаю я. — Ты говоришь чушь! С чего мне брезговать?
— С того, что меня изнасиловали!
— Я это раньше знал…
Ненависть вдруг сменяется на недоумение:
— Кто это тебе рассказал?
— Никто. Это правда. Я догадался… — и тут я подумал, что нужно изменить тактику, и начал на него напирать. — А ты сам, Яночка, вину передо мной не чувствуешь?
— И какую?
— Ты со мной трахаешься, — почти по слогам проговорил я, — но не любишь! Я не хочу просто траха. Пусть это по-девчачьи, но мне хотелось бы чувства. Я тебе признался, а ты никогда мне не говорил, что любишь!
Ян вроде как удивлён:
— Тебе надо сказать это?
— Мне не надо по «заявке телезрителей»! Особенно сейчас! Это будут просто слова! — я обиженно надул губы.
— Значит, ты понимаешь, что это просто слова?
— Но ты-то эти слова из меня вытянул. И не раз, заметь!
Ян улыбнулся:
— Ну, ты и дура-а-ак… — и тут же мне скомандовал: — А ну-ка быстро поцеловал меня! Боксёр романтичный!
— Это что-то новенькое.
— И поцеловал везде, где я скажу! — и театрально задрал майку и показал на пупок. Я же решил играть до конца:
— Я не могу! Муза возбуждения меня покинула, а деспотичные методы меня возбудить не могут. Вот если бы мне показали стриптиз, то мо-о-ожет быть…
Розовый балбес аж подпрыгнул (не слабо у него настроение как быстро меняется!). Побежал к акустике, что-то потыкал, и из динамиков раздалась тяжёлая медленная музыка. Он развернулся ко мне: вот это похотливая морда!
Короче, стриптиз меня устроил, причём очень быстро! Задыхаемся, а он мне:
— Сказать?
— Не-е-ет, Ян, не сейчас! — закричал я и тут же кончил.
Занятия по алгебре вновь стали приносить не только знания. И всё-таки я стал ждать, что он должен мне сказать, что любит… Ведь любит? Любит! Я это чувствую! Вижу! Но хочу слышать! Что ему стоит?
В последнюю субботу четверти мы чуть не спалились на физре. Как обычно, дерясь за мяч в чаше, мы лапали друг друга под водой — практически легально! Я понял, что возбуждаюсь. Долго не выходил из воды даже после свистка. А Яночка, как всегда, попросился «поплавать пару минут», когда все вышли. Мы с ним стали плавать, типа наперегонки: но я кролем, он брассом, чтобы хоть как-то мои шансы уравнять с его. Парни уже из душа повылазили, а мы соревнуемся, пыхтим. В конце концов он не выдержал и поплыл кролем, чтобы меня обогнать. Гад лживый!
Я сделал вид, что обиделся, демонстративно надувшись, вылез и пошёл мыться. Снимаю плавки, встаю под воду. И вдруг сзади ручки шаловливые меня обнимают и по пузу пальчиками к члену идут. И поцелуи в позвоночник.
— Ян, ты что творишь? — зафыркал я под струёй воды.
— Брось, никого нет! — и начал мне член, уже и без того твёрдый, наминать обеими руками!
— Ёо-о-о! М-м-м! Ян, ты извращенец, ты знаешь это?
— Главное, ты это знаешь…
— Ты хоть двери запер?
— Не-а!
От этой припадочной дрочки, подгоняемой страхом быть застуканными, с одной стороны Борисычем (ужас!), с другой стороны парнями, которые ещё шелестели что-то там в раздевалке (ужас, ужас, ужас!), я разрядился довольно-таки быстро. И мы сразу услышали шаги любимого физрука. Ян отпрыгнул.
— Эй, уже заканчиваем! — Так, вроде кончил! — Что тут намываетесь? Чай не баня.
Я судорожно схватил гель для душа и щедро плеснул на себя, с меня тут же покатилась мыльная пена, прикрывая сперму на полу. Уф!
Андрей Борисыч всё-таки заглянул в душевую (кульбиты с гелем были не зря!):
— А… это вы тут так долго! То пластаются весь урок, то душик вместе принимают. Что за молодёжь? — типа шутит физрук и уходит.
— Ян, ты очумел, что ли? — начинаю разборки я.
— Да всё ведь нормально. Хи-хи-хи!
— Ёще хихикает он, — я возмущённо замолчал.
Моемся. Опять я, грозно:
— Это был секс или любовь?
— Однозначно секс!
— Мог бы и подыграть, — уже действительно обидевшись, пробормотал я. Яночка, чуткий поросёнок, это сразу понял.
— Ми-и-иш! Не обижайся! Ты как дитё прямо!
— Ничего плохого в этом не вижу!
— Тебе опять слова нужны?
— Да, представь себе!
— Я тебе уже много говорил, а ты просто не слышишь.
— Может, ты это во сне говорил?
— Не во сне, причём говорил при всех!
— Да-а-а? Вот уж и вправду какой-то тебе контуженный боксёр достался — нифига не слышит!
— Ой, твоя правда!
— Раз много раз говорил, может, скажешь ещё раз? Что тебе стоит? И даже можно не при всех, а только при мне!
И тут Ян замолчал, прервал наш душевно-душевой диалог, в котором в общем-то стёба было немного… Домываемся молча. И уже в раздевалке Ян мне заявляет: