Покончив с делами, он подумал было заехать в одно очень дорогое место, где хороню умели держать язык за зубами и где девушки были красивы, пылки и податливы. Но Никлас тут же отбросил эту мысль — совокупление с незнакомой девицей не избавит его от желания, которое он испытывает к Клер; он не получит удовлетворения и лишь почувствует себя еще более одиноким.
Эбердэр-Хаус находился рядом с Гайд-парком, а Клер часто гуляла там в этот час, поэтому Никлас решил проехать к дому через парк. Вокруг было довольно безлюдно, поскольку день выдался сырой, и вскоре он заметил Клер и сопровождающую ее служанку.
Никлас передал вожжи груму и приказал ему ехать домой, после чего сделал служанке знак удалиться. Клер не удивилась, когда он неожиданно появился рядом. Сегодня она была одета и самый скромный из своих нарядов, под глазами легли тени, однако ей, похоже, удалось обрести свое обычное спокойствие.
— У вас необыкновенный талант неслышно появляться и так же неслышно исчезать, — заметила она. — Прямо как у кота.
Он положил ее ладонь на свою согнутую в локте руку, и они зашагали по дорожке в сторону небольшого озера, которое называлось Серпентин.
— Я рад, что вы снизошли до разговора со мной, — сказал Никлас.
Клер вздохнула и отвела взгляд.
— У меня нет причин сердиться на вас. Во всем, что произошло, виновато мое собственное упрямство и легкомыслие.
— Хоть вы и считаете себя не очень-то хорошей христианкой, каяться вы, безусловно, умеете.
Клер тут же повернулась и устремила на него возмущенный взгляд.
— По-моему, умение покаяться — это намного лучше, чем полное отсутствие совести, свойственное иным людям, которых я могла бы назвать.
Он одобрительно похлопал ее по руке.
— Превосходно. Мне гораздо больше нравится, когда вы огрызаетесь, а не каетесь. Это выглядит более нормально. Клер неохотно улыбнулась.
— Если уж говорить о нормальном поведении, то мне до того хочется надавать вам пощечин, что просто руки чешутся.
— Вот вам первое правило из тех, которыми руководствуются в драке цыгане: никогда не давай пощечин тому, кто выше тебя на восемь дюймов.
— Я буду иметь это в виду.
Они дошли до берега озера, где громко крякали утки и два маленьких мальчика пускали кораблики под бдительным присмотром няньки. Когда Никлас и Клер ступили на огибающую озеро дорожку, он кивнул в сторону игрушечных корабликов и заметил:
— Люсьен сказал мне, что в июне планируется устроить здесь торжества по случаю победы. Возможно, принц-регент захочет разыграть тут, на Серпентине, имитацию Трафальгарской битвы[24].
— Вы, наверное, шутите?
— Нет, говорю чистую правду, — заверил, он ее. — Еще будет фейерверк, парады, а для простонародья — веселая вульгарная ярмарка. Если желаете взглянуть на это зрелище, я привезу вас в Лондон в июне.
— Разве я могу загадывать на два месяца вперед? Ведь я не представляю себе даже то, как проживу следующий день. — Клер посмотрела на него своими глубокими синими глазами; взгляд у нее был затравленный. — мы не можем продолжать вести себя как раньше. Уверена, что вы меня понимаете.
Никлас сжал губы.
— Почему не можем?
— Мы играли в опасную игру: вы пытались меня обольстить, а я вас нарочно дразнила, и каждый из нас все ближе и ближе подходил к краю пропасти, — без обиняков ответила Клер. — Если мы не остановимся, нам будет очень плохо.
— Возможно, вы правы, — с неохотой признался он. — Но что вы предлагаете взамен?
— По-моему, самый простой выход для нас обоих — это мое возвращение домой, в Пенрит.
Сердце Никласа тревожно сжалось.
— То, что я говорил вам прежде, остается в силе, — резко сказал он. — Если вы уедете до того, как истекут три месяца, я не стану ничего делать для жителей долины.
Она удивленно воззрилась на него.
— Мне совершенно непонятно, почему вы придаете такое значение моему присутствию или отсутствию в вашем доме. Я думала, что теперь вы просто захотите продолжить начатое в Пенрите уже хотя бы для того, чтобы досадить лорду Майклу.
Никлас и сам не понимал себя, но одно он знал абсолютно точно: ему не хочется, чтобы она уезжала. Он поднял было руку, инстинктивно желая убедить Клер с помощью дружеского прикосновения. Она вся сжалась и только что не отпрянула в сторону.
Никлас почувствовал, как у него засосало под ложечкой, и тут же опустил руку. Если Клер начнет бояться его, он этого не вынесет. Что же делать? Он смог найти только одно приемлемое решение, хотя сама мысль о нем была ему ненавистна.
— Я откажусь от своего права на ежедневные поцелуи. Это позволит нам и дальше быть вместе, не теряя при этом рассудка. Ведь целомудренное воздержание — как раз та ставка, которую вы назначали вчера вечером, когда мы начали игру в бильярд, разве не так?
Она недоуменно сдвинула брови.
— Теперь я понимаю вас еще меньше. Вчера вечером вы наотрез отказались пожертвовать своими поцелуями — и вдруг такая перемена.
— Вчера было так, а сегодня — иначе. — Никлас взял ее под руку и повел дальше. Теперь он расслабился, потому что понял, что сможет уговорить ее остаться. — По-моему, совершено очевидно, что ваше общество доставляет мне удовольствие. Когда мы возвратимся в Эбердэр, я, может быть, захочу купить себе собаку, чтобы было с кем коротать время, но до тех пор придется довольствоваться вами. Она перестала хмуриться и улыбнулась.
— Коль скоро вы выразили свое желание столь лестным для меня образом, как я могу отказаться?
Никлас был рад видеть ее улыбку, но когда они шли к Эбердэр-Хаусу, он уныло думал о том, что у него в запасе только два месяца для того, чтобы уговорить Клер остаться с ним, а отныне он уже не сможет использовать такой действенный метод убеждения, как страсть.
Вернувшись домой, герцог Кандоувер обнаружил, что живший у него последние дни гость собирается в путь. Стараясь ничем не показать своего беспокойства, Рэйф спросил:
— Почему ты хочешь уехать, Майкл? Может быть, я уделял тебе слишком мало внимания? Лицо его друга было бесстрастно.
— Вовсе нет, — сказал он. — Однако я не могу и дальше терять время, лежа в постели, как какой-нибудь инвалид. Со мной все в порядке — мне случалось ударяться головой и посильнее, просто входя в слишком низкую дверь. — Вспомнив о хороших манерах, он добавил: — Спасибо за то, что приютил меня.
— Почему бы тебе не съехать из своих меблированных комнат и не поселиться здесь? — предложил Рэйф. — Этот сарай чересчур велик для меня одного, и я был бы очень рад твоему обществу.
— Я покидаю Лондон. Я слишком долго пренебрегал своими делами, и мне давно пора заняться ими лично.
Рэйф почувствовал, как но спине его побежали мурашки.
— Твои дела включают и пенритскую шахту? Майкл взял из рук дворецкого свою шляпу и надел ее, сильно надвинув на глаза.
— Да, включают, — отрывисто бросил он. Герцогу захотелось выругаться.
— Одна война только что завершилась. Я надеюсь, ты не собираешься начать другую.
— Никто не любит мир больше, чем удалившийся на покой солдат, — сказал Майкл, лицо его по-прежнему было спокойно и непроницаемо. — Когда я вернусь в Лондон, то дам тебе знать.
Он подошел к парадной двери и, не оглядываясь, вышел.
Глава 22
Для Моррисов воскресенье было днем, посвящаемым не только Богу, но и семье. Обычно это заключалось в общей послеобеденной прогулке. Иногда в ней участвовала и Mаргед, но чаще она оставалась дома, откровенно заявляя, что ей хочется побыть и тишине и покое. Оуэн же с удовольствием проводил время наедине с детьми: ведь если мужчина не уделяет достаточного внимания своим отпрыскам, то можно и не заметить, как они вырастут, и пропустить самые интересные годы, когда они развиваются, мужают, а ты от души помогаешь им в этом…
24
Трафальгарская битва (21 октября 1805 г.) произошла у мыса Трафальгар около г. Кадис (Испания) во время наполеоновских войн. Английский флот под командованием адмирала Нельсона, который был убит в этом бою, разгромил франко-испанский флот, что обеспечило господство английского флота на море и устранило угрозу вторжения в Англию.