Посетительница вышла из исповедальни, прошла через молельню, толкнула рукой массивную дверь. Отец Андреас смотрел ей вслед. Когда дверь за женщиной захлопнулась, он сел на стул, опустил голову на руки, задумался.
Что же делать ему, слуге господа? Только что прихожанка на исповеди рассказала ему об украденном золоте...
Много прожил на свете ксендз и повидал немало. Но никогда за всю свою жизнь не видел он столько горя, сколько увидел за четыре года войны.
Ксендз вполне мог считать себя подвижником; сюда, в Сибирь, он поехал за своими бывшими прихожанами. Его, Андреаса, никто не принуждал к этому, просто он знал, что и здесь, в занесенной снегами стране, им понадобится слово божье.
Он хорошо знал того, о ком рассказала женщина, знал, что на этом человеке не было крови ближнего, но и знал, что именно он помог бежать своему дяде, отъявленному головорезу. Теперь этот дядя где-то за границей, и кто знает, может, именно ему пойдет это золото. Чему послужит оно? Может быть, на него будет куплено оружие, оно вскормит новых фашистов?
Капитан Воронов снял трубку с дребезжащего телефона. Дежурный по управлению доложил:
— К вам католический священник пришел. Пропустить?
Воронов удивился: что здесь понадобилось ксендзу? Но все же сказал:
— Пропустите.
Он работал в милиции уже много лет, до этого была военная служба в контрразведке, и не мало он видел на своем веку разных преступников. Наиболее опасными были те, которых приходилось вылавливать в прифронтовой полосе, это были люди отчаянные, они понимали, что терять им уже нечего, их нелегко было брать живыми, отстреливались они до последнего. Сейчас по-другому. Его теперешние противники редко применяют оружие, они знают, что их главный козырь в борьбе с милицией — скрытность, и побеждать их приходилось не силой оружия, а силой ума, опыта.
В дверь постучали.
— Войдите!
На пороге вырос высокий худощавый человек в темной одежде, шагнул к столу. Воронов поднялся ему навстречу, вышел из-за стола, протянул руку.
— Добрый день. Какое дело привело вас к нам, святой отец?
«Телеграмма. Начальнику отдела милиции майору Белову. По нашим сведениям, из вверенного вам района систематически расхищается золотой песок, в этом замешан Мисавичус Ионас, сын Ксаверно. Для выявления связей Мисавичуса установите за ним наблюдение. Не исключено, что на прииске орудует целая шайка. В помощь вам направляется сотрудник отдела БХСС Воронов. Встречи с ним строго законспирируйте, ни в коем случае не расшифровывать Воронова до полного завершения операции, примите к этому необходимые меры. За жизнь капитана вы несете ответственность. Зам. начальника УВД полковник Шустиков».
Белов поморщился.
Белов еще раз глянул на шифровку: два дня наблюдений за Мисавичусом ничего не дали. Вдобавок, он, кажется, заметил, что находится «под колпаком».
Интересовались его адресатами. Пишет только матери в Литву. Иногда, но не слишком часто, шлет посылки. Несколько дней назад отправил ей электроутюг.
Встречи Мисавичуса. Никуда не ходит, только к своей любовнице, ни с кем не встречается, разве что на работе.
Стоп, стоп! На работе... Может быть, там? Кстати, работники охраны шахты, где работает Мисавичус, недавно обнаружили пролом в кровле водосливного штрека. Там же нашли остроумно изготовленную лесенку: ствол березы с отростками сучьев. Но засада возле пролома ничего не дала. Однако получается, что золото выносили из шахты именно этим путем. Но кем, кроме Мисавичуса, и сколько? Пролом не заделывали несколько дней, но засада возле него ничего не дала. Усилили наблюдение за остальными водосливными штреками — и все безрезультатно.
Белов тяжело вздохнул.
Может быть, дело прояснится с прибытием Воронова? Белов знал его, знал, что он — человек опытный. Только вот где же он? Судя по всему, ему нужно будет помочь поступить на работу именно в эту шахту. Или уже сам устроился? По сведениям, данным из конторы прииска, вчера на шахту поступил некий Илья Михайлович Сухих, тридцати двух лет. Может быть, он? Тогда почему не выходит на связь?
Телефонный звонок оборвал размышления майора Белова.
— Да?
— Мне бы майора Белова...
— Белов слушает.
— С вами говорит Воронов.
— Наконец-то! На первую встречу с вами пойду сам, потом будете держать связь с моими сотрудниками, прикреплю к вам самых опытных. Значит, так, — и Белов принялся растолковывать собеседнику, как ему добраться до нужного дома.
...Они сидели за столом, пили горячий чай.
Белов поглядывал на прибывшего, сомневался в душе: «Справится ли? Мисавичус — калач тертый. Туго тебе придется, Павлин Белов, ох туго! А может, ничего?»