Я прибыл на такси, был тщательно обыскан на входе, а также сильно раскритикован военными из президентской охраны. По их словам, машина была недостаточно чистой для того, чтобы проехать дальше. Машина припарковалась очень далеко, и я направился к бунгало. Военные, которые меня сопровождали, позволили мне взять с собой мой фотоаппарат, но попросили сделать один снимок для пробы. Что я и сделал.
Я вошел в бунгало, в котором был огромный экран на стене. Я смотрел CNN в ожидании прибытия президента. В рубашке с длинными рукавами и в брюках из «обычной» ткани президент вошел в бунгало. Я поднялся и ждал, когда он подаст мне руку. Он подал. Он указал мне на кресло, в которое я должен был сесть, и сел справа от меня. Он привел съемочную группу телевидения и убавил громкость телевизора. Я молчал. Он подозвал кого-то и велел предложить мне сока или воды. Я попросил воды.
Он взглянул на меня и сказал: «Bite?» («Как дела?») Я начал: «Хорошо, господин Президент, во-первых, я хочу поблагодарить Вас за приглашение. Я не уверен, знаете ли Вы обо мне. Меня зовут Кизито Михиго, я родился в Кибехо… и так далее…» Он слушал меня очень внимательно. На самом деле на этой встрече я обнаружил не того человека, которого я ожидал встретить, о котором я был наслышан из СМИ. Я думал, что передо мной будет очень сильный, с военной выправкой человек, у которого нет большого количества времени на разговоры с такими людьми, как я. Но тот, кого я встретил, был человек обстоятельный, внимательный и умеющий слушать.
После того, как я рассказал ему всю мою жизнь, а особенно те ее моменты, которые были связаны с геноцидом и моими усилиями в деле прощения и примирения (история Бландин и мои концерты в Европе были среди прочих), я спросил его, не он ли поручил выплачивать мне стипендию для обучение музыке? Он подтвердил, что это было его распоряжение после того, как премьер – министр поговорил с ним обо мне. Он сказал, что когда назначал мне стипендию, он не знал, что я тот, кто выжил в геноциде. Он поздравил меня с успешным окончанием учёбы и поблагодарил за инициативы в деле распространения Примирения.
Он признался мне, что для него в прощении есть нечто героическое, поскольку это выше человеческих способностей. По его словам, «месть оправдана, поскольку мы делаем зло тому, кто нас оскорбил. Но прощение – это добро, которое не оправдывается человеческим разумом, но просит превзойти себя». Мне понравились его слова, и я позволил себе поддержать его фразой: «Да, господин Президент. Прощение есть Благодать Божья, но желание должно исходить от самого человека».
Я рассказал ему потом о своих проектах – о Фонде Кизито Михиго за Мир и о школе классической музыки в Руанде. Ему было любопытно узнать о такой школе. Я объяснил ему, что музыка в Руанде никогда не была предметом, преподающимся в школе. Традиционные произведения великих руандийских композиторов не были записаны в партитуры, не были архивированы, а потому не были известны, не исполнялись за рубежом. Я сказал ему, что нужно научить молодых руандийцев музыке Моцарта и Бетховена, изучая при этом и нашу собственную музыку, и наши традиционные инструменты. Ему это понравилось, и он обещал поговорить с Министром культуры.
Он сказал мне, что ему нравятся мои песни, но он находит их чересчур религиозными. Я ответил, что родился и вырос в церкви и что я преимущественно религиозный композитор. «Да, конечно, но следует учиться быть выше религиозной власти или какой-либо другой… не правда ли?» Я внимательно взглянул на него (на самом деле я размышлял, что именно он хотел мне этим сказать) и ответил: «Да, господин Президент, то, что Вы говорите, правда».
Он мне сказал, что недавно встречался с господином Смарагдом Мбоньинтеге, епископом Кабгаи и президентом Руандийской Епископальной конференции. Речь президента об их беседе была весьма критична.
«Этот епископ меня очень удивил, когда он попытался меня убедить в том, что нужно приложить все усилия для обучения людей Любви. Я сказал ему, что нужно научить руандийцев работать, создавать собственные рабочие места, обучаться технологии, бороться с бедностью… Возможно ли любить кого-то, когда ты умираешь от голода?» Президент говорил со мной очень непосредственно и открыто.
Это вызвало улыбку на моих губах, но я не хотел продолжать эту религиозную дискуссию с ним хотя бы потому, что у меня мало времени на разговор о моих проектах. Я сказал ему очень быстро, что верую в Иисуса, который был Христом, Сыном Божьим, но также, по-моему, он был активным участником мирных преобразований, гуманистом, какими были Махатма Ганди, Мартин Лютер Кинг, Нельсон Мандела и другие. Я откровенно рассказал о своём Фонде, о его миссии примирения, которая вдохновлена, среди всего прочего, Евангелием.