- Русского солдата чем больше пугаешь, тем он только злее становится! произнёс Григорий, затягиваясь сигаретой.
В нескольких местах на площади горели костры. Четверо друзей подошли к баррикаде со стороны Конюшковской площади. На баррикаде суетились люди, двое парней разливали по бутылкам бензин. У одного из них на руке была повязка дружинника, другой был в синей куртке. В них Фёдор узнал ребят, с которыми познакомился две недели назад.
- Здорово, мужики, не узнаёте?
- Почему, узнали, - ответил дружинник, продолжая разливать бензин.
- Ты в самую первую ночь у нашего костра сидел.
- Верно, - Фёдор улыбнулся. - Так вы что, так с той самой ночи здесь и дежурите?
- Да.
- И домой не уходили?
- Нет.
- Ну, вы просто железные ребята.
Неожиданно к ним подошли двое иностранцев с телекамерами:
- Простите, пожалуйста, можно задать вам несколько вопросов?
- Слушаю вас, - ответил парень в синей куртке.
- Мы с французского телевидения. Скажите, вы сторонники Руцкого?
- Нет, Руцкой вместе с Хасбулатовым нам до лампочки! Они либо прохвосты, либо предатели. Мы против Ельцина и тех сил, которые он представляет.
- Но тогда нам непонятны ваши действия. Президента поддерживает армия, милиция, у них техника, оружие, а вы с голыми руками.
- Да, вы правы. Они вооружены до зубов, а мы почти безоружны, но мы теперь уже не может уйти и уклониться от боя. Ельцин - враг русского народа. Он разрушает наше государство. Он расчленил нашу страну. Он сделал тридцать пять миллионов русских людей иностранцами на их собственной земле, и никто, никто ему не противоречит, ни КГБ, ни армия, ни МВД, хотя они легко могли бы свернуть ему шею ещё в самом начале. Но они молчат. А он действует и становится с каждым разом всё сильнее, а мы только сдаём одну позицию за другой. Сейчас он перешёл уже последнюю границу, он откровенно расстрелял безоружных людей в Останкино, он бросил наглый вызов всему русскому народу и всем другим народам, населяющим Советский Союз. Кто-то должен принять этот вызов. И встать у него на пути с оружием в руках, и принять бой, пусть неравный, но схлестнуться лицом к лицу с омоновцами, со спецназовцами, со всей этой нечистью. Это рубеж, за который нам отступать уже нельзя, так как дальше отступать просто некуда. Нашему народу тогда придёт конец, потому что нация, которая не защищается, обречена, её всю уничтожают. До последнего младенца!
- Неужели обязательно лить кровь, убивать людей, это же негуманно. Неужели нельзя как-то договориться, найти какой-то компромисс?
- Нельзя, вся эта болтовня о гуманизме, об общечеловеческих ценностях, о демократии - это только красивые слова. Закон о развитии общества очень жесток, и история время от времени каждому народу предъявляет жёсткие требования, так что либо они нас, либо мы их закопаем, третьего не дано. И мы не отступим с этого рубежа.
- Ну что ж, спасибо вам за интервью! - сказал француз, опуская камеру. - Всего вам доброго!
- До свидания!
- Слушай, тебя как зовут? - спросил Фёдор.
- Савелий, можно просто Сева.
- Редкое имя.
- Это меня в честь деда. Дед погиб в сорок первом под Москвой в первом же бою, его раздавил немецкий танк.
Возле стены Дома Советов двигалась небольшая толпа. Это был крестный ход. Люди шли с иконами и крестами в руках и пели молитву.
- ...Господи, ниспошли победу русскому воинству... - пел батюшка, окропляя здание святой водой.
Крестный ход поравнялся с подъездом, у которого стоял сотник Морозов. Батюшка посмотрел на казака и окропил его.
Возле баррикады появился Джон Смит с тремя американцами, увешанными видеоаппаратурой.
- Федя, хорошо, что вы здесь. Фотоаппарат у вас с собой? - спросил мистер Джон.
- Он всегда со мной.
- Это хорошо. Увидите что интересное, снимайте, но запомните, не позднее половины седьмого вы должны уйти.
- Я запомню.
Глава десятая
Фёдор сидел на полу в холле двадцатого подъезда, прислонившись спиной к стене. На обширном ковре, устилающем пол, спали люди. Совсем рядом, положив автомат под голову, сопел Григорий. По лестнице со второго этажа со своими подручными спустился Джон Смит:
- Федя, вставайте, пора уходить.
Фёдор посмотрел снизу вверх на Джона Смита и произнёс:
- Я остаюсь, мистер Смит.
- Что-о?! Вы сумасшедший, разве вы не знаете, что будет здесь через час?! Их всех перестреляют, - американец кивнул на спящих людей.
- Ну, Бог даст, не перестреляют, оружие и у нас есть. Казаки тут ещё...
- Не говорите глупостей! Руцкой раздал всего сто восемьдесят автоматов, это смешно, а казаков давно уже не существует, это только ряженые, шуты, клоуны... - договорить он не успел, на улице застрочили крупнокалиберные пулемёты и раздался рёв боевых машин.
- Что это?! - почти крикнул Джон Смит.
- Кажется, это ваши друзья, - ответил Фёдор, улыбаясь.
С пола поднялся Григорий.
- Дождались, дождались, вальты бубновые, гемадриллы жёваные! - сказал он, проверяя свой автомат.
-Подъём! - прозвучала команда. - Строиться!
Но люди уже сами поднимались с ковра и становились в строй.
- Сколько сейчас времени? - крикнул Джон Смит, он и трое американцев уже лежали на полу, прижавшись к ближайшей стене.
- Без десяти шесть, - ответил Фёдор, посмотрев на часы.
- Почему так рано? Они должны были начать в семь утра! - чуть ли не плача, проголосил Джон Смит, но Фёдор уже не обращал на него внимания, он приблизился к окну и осторожно выглянул на улицу. В следующую секунду он увидел, как бронетранспортёр легко протаранил баррикаду, разнеся её в клочья. Его пулемёт бил не переставая, расстреливая разбегающихся людей, в бойницах мелькали огоньки автоматных очередей. Навстречу бронированной машине рванулся парень в синей куртке, это был Савелий. Он размахнулся и швырнул бутылку с бензином, она прочертила в воздухе правильную дугу и разбилась о пулемётную башню; но бензин почему-то не загорелся, в следующее мгновение бронетранспортёр раздавил Савелия, проехав по нему всеми четырьмя колёсами, и устремился дальше, стреляя направо и налево из пулемёта и из бойниц. На несколько минут наступила тишина, на площади лежали убитые, стонали раненые, возле походного алтаря лежали расстрелянные верующие, те, что совершали несколько часов назад крестный ход...
В этот момент Андрей находился на площади, возле спортзала, он видел, как бронетранспортёр разнёс баррикаду и двигался по площади, стреляя из пулемёта по окнам, как в разные стороны от него разбегаются люди, и те, кого настигают пули, вдруг падают ничком, будто подстреленные воробьи, и больше не шевелятся. Он стоял и смотрел широко раскрытыми глазами, как убивают людей, и был не в силах пошевелиться. БТР прошёл совсем рядом с ним, всего в каких-то четырёх метрах, он дошёл до угла здания и тут откуда-то сверху по нему ударил пулемёт. Пулемёт выпустил одну короткую очередь и тут же заткнулся.
Рядом с Андреем появился парень и открыл огонь из автомата по уходящему бронетранспортёру. Опустошив диск, он повернулся и гневно крикнул: - Казаков на баррикаде срезали! - и бросился к стоящему автобусу.
Андрей пересёк площадь и приблизился к углу здания. На асфальте лежал раненый спецназовец и стонал. Пуля угодила ему прямо в рот. Андрей остановился, удивлйнно разглядывая раненого, из восьмого подъезда выскочил врач в белом халате и стал приближаться короткими перебежками. Со стороны баррикады такими же перебежками двигался молодой парень. Они достигли раненого одновременно, парень схватил валявшийся на асфальте автомат и принялся вытаскивать из "лифчика" спецназовца запасные рожки, а врач тем временем осматривал рану. Затем врач взвалил раненого на спину и, пригнувшись, короткими перебежками устремился к подъезду. Точно такими же перебежками и так же пригнувшись, парень направился в противоположную сторону, к баррикаде.