– И становится еще позднее, – заметил мой друг. – Нет, капитан Мастермэн, стул не нужен. Я предпочитаю стоять.
– Что ж, стойте. Что вам нужно?
– Рубин «Абас», – спокойно промолвил Шерлок Холмс.
Я вздрогнул и стиснул свою трость. Несколько мгновений Мастермэн в молчании пристально смотрел на Холмса из глубины кресла, а затем, закинув голову, расхохотался.
– Дорогой сэр, вы должны извинить меня! – вскричал он наконец с искаженным от смеха лицом. – Но вы требуете слишком многого. Среди членов Нонпарейл-клаб не бывает лакеев, сбежавших от суда. Вам следует искать Джолифа в другом месте.
– Я уже разговаривал с ним.
– Ах, вот как! – насмешливо улыбнулся Мастермэн. – Значит, вы представляете интересы дворецкого?
– Нет, я представляю интересы правосудия, – сурово ответил Холмс.
– Бог мой, до чего торжественно сказано! Ваше счастье, мистер Холмс, что у меня нет свидетелей. Вы позволили себе высказать такие утверждения, что вам пришлось бы плохо в суде. Должен сказать, что клевета обходится в кругленькую сумму – пять тысяч гиней. Выход в дверь
– сзади вас.
Холмс неторопливо пересек комнату и, вынув из кармана часы, сверил их с часами, которые стояли на камине.
– Сейчас пять минут первого, – произнес он. – Для того чтобы доставить рубин ко мне на Бейкер-стрит, в вашем распоряжении время до 9 часов утра.
Мастермэн вскочил с кресла.
– Слушайте, черт вас возьми!.. – зарычал он.
– Так мы не договоримся, капитан Мастермэн. – прервал его Холмс. – Чтобы вы поняли, что мое требование не блеф, я в назидание вам бегло перечислю несколько обстоятельств дела. Вы знали прошлое Джолифа и устроили его на работу к сэру Джону, имея в виду, что это пригодится вам в будущем.
– Докажите, черт вас возьми! Что вы суете нос в чужие дела?
– Позже вам понадобились деньги, – продолжал невозмутимо Холмс, – много денег, если судить по стоимости рубина «Абас». Я не сомневаюсь, что, ознакомившись с вашими карточными долгами, мы смогли бы назвать эту сумму. Тогда вы изобрели – я с сожалением должен добавить, с помощью вашей сестры, – план, хитро задуманный и беспощадно исполненный.
От леди Довертон вы получили точное и подробное описание шкатулки, в которой хранился драгоценный камень, и заказали ее копию. Трудность заключалась в том, что вы не знали, когда сэр Джон Достанет рубин из сейфа: он делал это очень редко. Известие о предстоящем званом обеде, на который вы были приглашены в числе других гостей, навело вас на очень простое решение. Полагаясь на то, что все дамы искренне вас поддержат, вы решили попросить своего зятя показать драгоценность. Но как сделать так, чтобы сэр Джон и все остальные ушли из комнаты, оставив рубин? Вот здесь-то, мне думается, и обнаруживаются почти неуловимые следы участия женского ума в выработке плана. Не было способа более надежного, нежели использовать гордость сэра Джона – его знаменитые красные камелии. И этот способ подействовал именно так, как вы предвидели.
Когда Джолиф вернулся с известием, что цветы оборваны, сэр Джон тут же сунул шкатулку куда попало и вместе с гостями кинулся в оранжерею. Вы проскользнули обратно и положили шкатулку в карман. А когда похищение было обнаружено, то вы сообщили сэру Джону сущую правду о том, что негодяй дворецкий в прошлом имел судимость за кражу драгоценностей.
И все-таки, хоть план был умно задуман и смело осуществлен, вы допустили две существенные ошибки.
Первая состояла в том, что копия шкатулки, кстати, довольно неумело взломанная, которую вы, вероятно, за несколько часов до обеда подсунули под матрац кровати Джолифа, была отделана светлым бархатом. Осмотр через лупу показал, что на этой нежной поверхности не было ни малейшего следа потертости, которую обычно оставляет вделанный в цепочку драгоценный камень.
Вторая ошибка была роковой. Ваша сестра сказала, что сорвала цветок для своего наряда перед самым обедом. Если бы это действительно было так, то в восемь часов цветы должны были быть в целости Я задал себе вопрос, что бы я сделал, если бы захотел отделаться как можно быстрее от дюжины цветов. Ответ прост: выкинул бы их в ближайшее окно, в данном случае в окно коридора, ведущего из оранжереи.
Но на глубоком снегу под окном не было видно никаких следов. Должен вам признаться, вначале это несколько озадачило меня. Но затем – доктор Уотсон может это подтвердить – я понял, что задача решается очень просто. Я вернулся, расчистил снег под окном и нашел останки пропавших камелий, лежавшие на мерзлой земле. Цветы не могли утонуть в снегу – они слишком легки. Значит, они были выброшены до снегопада, начавшегося в шесть часов. Следовательно, рассказ Леди Довертон – вымысел, и в этих увядших цветах кроется решение всей загадки.
Во время рассказа моего друга я наблюдал, как краска гнева на лице Мастермэна постепенно сменялась отталкивающей бледностью. Когда Холмс смолк, капитан, зловеще поблескивая глазами, стремительно кинулся в угол комнаты к столу.
– Не советую, – сказал Холмс любезно.
Мастермэн помолчал, не отнимая руки от ящика стола.
– Что вы собираетесь делать? – проскрежетал он.
– В случае, если рубин «Абас» будет доставлен ко мне до девяти часов, я не стану предавать дело огласке и по моей просьбе сэр Джон, несомненно, воздержится от дальнейшего расследования. Я берегу имя его жены. В ином случае вы почувствовали бы всю тяжесть моей руки, капитан Мастермэн. Вы совратили сестру, вы составили грязный заговор с целью поймать в ловушку невинного человека. Когда я сопоставляю все это, я затрудняюсь вспомнить более гнусное преступление.
– А скандал, черт вас возьми? – вскричал Мастермэн.
– Скандал в Нонпарейл-клаб! Я по уши в карточных долгах, и если я отдам вам этот рубин… Он помолчал и украдкой бросил на нас быстрый взгляд.
– Послушайте, Холмс, что вы скажете о предложении сыграть?..
Мой друг направился к двери.
– В вашем распоряжении время до девяти часов, – сказал он холодно. – Пойдемте, Уотсон.
Снова начал падать снег, когда мы на Сент-Джеймс-стрит ждали, пока привратник вызовет кэб.
– Дорогой мой, боюсь, что вы очень устали, – заметал Холмс.
– Наоборот, в вашем обществе я всегда чувствую себя бодрым, – ответил я.
– Ну, вы вполне заслужили несколько часов отдыха. Наши сегодняшние приключения окончены.
Но мой друг несколько поспешил. Когда запоздалый кэб доставил нас на Бейкер-стрит и я уже открывал входную дверь своим ключом, наше внимание привлек свет фонарей кареты, которая быстро приближалась со стороны Мэрилебон-Род. Закрытый четырехколесный экипаж остановился неподалеку, и через мгновение закутанная женская фигура торопливо направилась к нам. Лицо женщины скрывала густая вуаль, но было что-то смутно знакомое в ее высокой изящной фигуре и царственной посадке головы, когда она остановилась перед нами на заснеженной мостовой.
– Я хочу поговорить с вами, мистер Холмс, – сказала она повелительно.
Мой друг поднял брови.
– Уотсон, может быть, вы пройдете вперед и зажжете свет, – сказал он спокойно.
За многие годы, на протяжении которых я был связан с делами моего друга, я повидал немало красивых женщин, переступавших порог нашей квартиры. Но я не помню более красивой, чем женщина, которая в ту ночь вошла, прошелестев юбками, в нашу скромную гостиную.
Она откинула вуаль, и газовый рожок осветил бледным сиянием совершенную красоту ее лица и блестящие, опушенные длинными ресницами голубые глаза, которые смело встретили строгий, непреклонный взгляд Холмса.