Морские разбойники действовали четко и согласованно, соблюдая все меры предосторожности. Правда, перед тем как позволить своим людям сгинуть под пологом леса, Флибустьер С большой Буквы слегка подбоченился и произнес напутственную речь, всячески агитируя подчиненный народ на подвиги и славу.
- Храбрые сыны далекого севера! - сурово произнес он. - Высокие чертоги благословенного Одина ожидают каждого, кто способен прорубить дорогу к богатству и славе! Они открыты любому из вас, только бы ваша тяга к бранному ремеслу заслуживала уважения и почетного места в застольном кругу великих воинов! Меня же волнует только один единственный вопрос: чем богаты здешние угодья и какое барахло вы сумеете отсюда вытрясти?! Вопросы есть?!
Вопросов не было. Викинги только с виду казались тупыми молодцами, а так соображали не хуже банды именитых профессоров.
Не успели отгреметь последние слова конунга, как сборище вояк буквально испарилось в воздухе. Прибрежная растительность поглотила их с превеликой охотой.
Их ждали час, ждали два, но, увы, никто не вернулся. Вместо этого из зарослей полетели стрелы. Одна вонзилась в мачту, две других угодили в Проклятого Бирку и польского гребца.
Рубин мгновенно пригнулся, однако любопытство оказалось сильнее, и он тотчас же приподнял голову, чтобы не пропустить свежую резню.
- Матерь божья!.. - негромко присвистнул один из гребцов. - Как бы и нас не отоварили вместе с норманнами...
Тем временем, прямиком из леса высыпал отряд всадников и, сверкая металлическими доспехами, ринулся к драккарам. За всадниками показались около трех десятков лучников и столько же пеших воинов. Выбежав на пригорок, лучники заняли подходящую позицию и заработали с убийственной скоростью, демонстрируя немилосердную точность.
Не прошло и минуты, как ряды норманнов значительно поредели. Те, кто выжил, устремились под защиту челноков, сплоченно загораживаясь щитами. Однако со стороны открытого моря неспешно подходили несколько тихоходных ганзейских коггов. Они были до отказа забиты ратными людьми. С кораблей также сыпались тучи стрел и бешенные угрозы.
Едва флотилия подошла к суше, как на берег хлынула волна солдат.
Атакованные с двух сторон норманны бились с отчаянным и завидным бесстрашием, оглашая воздух предсмертными проклятиями и хулой. Побережье вмиг превратилось в изуверское побоище: лязгало железо, раздавались хриплые крики, трещали и лопались щиты, копья и доспехи. Рубин видел, как рухнули передние всадники, на полном скаку вломившиеся в самую гущу противника. В общей давке люди гибли бессчетно, как въедливая мошкара под гигантской мухобойкой. Постепенно сеча придвинулась вплотную к драккарам. Рабы, прикованные к веслам, взревели почище норманнов и англичан, разве что японец держал себя в руках, проявляя чудеса выдержки и хладнокровья. Через миг над головой Рубина просвистел лопнувший шкот и внушительный кусок реи, с оглушительным треском обрушился вниз, прямо на голову подвернувшегося разбойника. Другого скандинава меткие английские стрелки нашпиговали стрелами возле самой кормы - бедолага усердно натягивал тетиву короткого тугого лука, не подозревая, что струна его собственной жизни оборвется куда быстрее собственного вздоха.
Когда злополучный морской рыцарь безжизненной тушей рухнул на палубу "Огненного дракона", рев гребцов поднялся до небес.
Под яростные вопли сотен широко распахнутых глоток Рубин живо подтянул мертвеца к себе и, тяжело дыша, содрал с его пояса увесистую боевую секиру.
- Давай-давай, вояка! - яростно гаркнул кто-то. - Покажи свою удаль!..
С топором в руках, Рубин смотрелся не хуже иного викинга. Налет цивилизации слетел с него мигом. Он казался озверевшим библиотекарем, дерзнувшим впервые сменить перо и бумагу на грозное оружие.
- Чего ждешь?! - свирепо прокричал ему Али Ахман Ваххрейм. - Круши оковы!
Рубин отреагировал молниеносно, нещадно обрушив зазубренное лезвие на проклятый железный поводок. Цепь лязгнула и дернулась как недобитая змея. Тогда Рубин ударил еще раз, вкладывая в удар всю душу. Цепь лязгнула вновь, немилосердно гремя ржавыми звеньями, и долгожданный вопль о свободе достиг, наверное, законопаченных ушей далеких небожителей.
Эпизод двенадцатый.
Который ничего, в сущности, не объясняет, но дает некоторое представление о сложившейся ситуации.
Едва отгремело сражение, как тут же выяснилось, что окрестные земли принадлежат графству Линкольншир. Здесь издревле обитали крепкие линкольнширцы и прочий английский люд, готовый явится по первому зову как на работу, так и на ратную пахоту. Именно эта разношерстная публика освободила гребцов от непосильной скандинавской каторги.
Новые обстоятельства выглядели не худо, подобно дуновению свежего ветерка в жаркий полдень. С таким оборотом событий, жизнь любезно поворачивалась к бывшим невольникам улыбчивым лицом, а не полным задом. В этом лице четко проглядывались простое линкольнширское тепло и радушие. Это были "свои люди", по сути, самая народная гуща - плотная и наваристая, как перловая каша.
Этим симпатичным народом повелевал высокий респектабельный человек. Это был форменный аристократ и, конечно, джентльмен вплоть до мозга костей. Величали его лордом Геррионом. Как представитель местного правления он символизировал силу, власть и порядок. Также бросалось в глаза, что лорд Геррион воспитывался в развитом обществе и знает о культурном обращении нечто такое, о чем иная публика может только догадываться. По крайней мере, его блистательная светская ругань заставляла примитивное население буквально цепенеть на месте, а затем уже резво двигаться туда, куда его посылали.
На лорде красовался превосходный рыцарский костюм, весивший, наверное, никак не менее полу-тонны. В этой гулкой металлической упаковке (с гербом на груди) благородный рыцарь смотрелся более чем внушительно, он казался ангелом-спасителем, спустившимся с небес в самую сердцевину человеческой клоаки. Снабженный полутораметровым ножиком и подобающим щитом, он мог бы в одиночку завоевать любую дремучую страну. Но, похоже, ему нужна была только старая добрая Англия и целый ряд близлежащих районов, включая непокорную Ирландию и автономные области шотландских пиктов, гэлов и скоттов*.
Стопроцентный вассал короля Ричарда осмотрел спасенных гребцов без особого воодушевления. Было видно, что спасать чернь никак не входило в планы истинного рыцаря.
"Увы... - явственно читалось на благородном лице лорда Герриона, - но хорошая справная чернь сама должна о себе беспокоиться, дабы не мешать истинным господам жизни заниматься куда более насущными проблемами".
А проблем хватало с избытком.
- Идет война! - заявил во всеуслышание лорд Геррион. - Идет постоянная война за благочестие и непорочность всего христианского мира! Английской короне надобны мужественные воины! И чем отважнее и самоотверженнее вы станете биться за свободу и процветание британской короны, тем щедрее будут ее милости к вашим делам и поступкам!
Глядя в затылок удаляющегося вельможи, Али Ахман Ваххрейм бодрым тоном заявил, что щедрость и доброта большинства блистательных герцогов, лордов и королей, ему очень хорошо известна. Однако щедрость её величества Смерти превосходит это неслыханное расточительство по всем статьям.
- Не сомневайтесь, люди, - твердым голосом подытожил мавр. - Между посулами правителей и помалкиванием загробного мира - имеется прямое родство. Если вы доверитесь обещаниям сильных мира сего, то вскоре легко убедитесь, что близкие поминки настигнут вас куда быстрей любых благосклонностей ваших господ.
Рубин с большим интересом прослушал мнение различных слоев населения и вынужден был признать, что в словах мусульманина есть немалая толика здравого смысла. А что касается голосов сильных мира сего, то их при всем желании невозможно заткнуть чем бы то ни было.