"Скорость средняя. Сила высокая. Тактика — взрывной урон, возможно "Ярость Берсерка". Типичный таран, рассчитанный на один сокрушительный удар".
Гарт, как, звали наемника, с силой плюнул между ног, слюна шлепнулась на металлический пол. Он стучал кулаками по груди, как горилла, рыча:
— Я тебя так изуродую, что твоя мать в аду всплакнет! Будешь палубу зубами грызть, мразь!
Гилен не отвечал. Только ухмылялся, и эта улыбка, холодная и уверенная, заставляла Гарта нервно подергиваться.
Тотализатор — коренастый гном с деревянной табличкой — взмахнул рукой:
— Бой!
Гарт рванул вперед, как разъяренный бык. Его кулак, размером с кувалду, понесся в размашистом ударе сверху — такого хватило бы, чтобы раскроить череп быку. Но Гилен уже не стоял там.
Код вспыхнул в зрачках наемника — "Ярость Берсерка", "Удар Грома", "Стальная Хватка". Строки рунической энергии обвивали его мускулы, светясь кроваво-красным.
Гилен уклонился с кошачьей грацией, шаг в сторону, и кончики его пальцев вонзились в нервный узел на шее противника. Гарт взвыл, отпрыгнул, его лицо перекосилось от боли.
— Сучонок! — прохрипел он, тряся головой.
Бой превратился в грубый, жестокий балет. Гилен не использовал ни изящных стилей, ни показных приемов — только убийственную точность.
Удар в солнечное сплетение — Гарт захрипел, воздух со свистом вырвался из легких. Подсечка — колени дрогнули, громила едва устоял. Локоть в челюсть — кровь брызнула на палубу, смешавшись с потом.
Наемник взревел, активировав "Ярость". Его кожа покраснела, как раскаленное железо, жилы вздулись, пульсируя под кожей. Последний рывок — кулак свистнул, рассекая воздух с такой силой, что зрители инстинктивно отпрянули.
Гилен присел, пропуская удар над головой, затем развернулся всем телом — и всадил кулак под дых с такой точностью, что даже опытные бойцы ахнули. Удар пришелся точно в диафрагму, выбив последний глоток воздуха.
Гарт рухнул, как подкошенный дуб. Его глаза вылезли из орбит, рот беззвучно открывался и закрывался, как у рыбы на берегу. Он не кричал — не мог. Только хрипел, слюна струйкой стекала на пол, руки судорожно сжимали живот.
Тишина повисла тяжелым покрывалом. Даже самые шумные зрители замерли, переваривая увиденное. Затем взорвался рёв:
— ЧТО ЗА ХЕРНЯ?!
Варрик хохотал, как безумный, топал ногами, хлопал Гилена по плечу:
— Вот это я понимаю! Без дураков! Без фокусов! Чистая работа!
Торин хмуро кивнул — солдатская оценка, без лишних слов. Эсмеральда внешне не одобряла, но ее глаза сверкнули холодным интересом. Лирия прикрыла рот рукой, в ее взгляде читался и ужас, и восхищение.
Арнольд ухмыльнулся во весь рот, разводя руками:
— Ну что, кто следующий? Или хватит уроков на сегодня?
Глава 22
Гаррик ворвался в толпу, как разъяренный медведь, сокрушая все на своем пути. Его массивные плечи расталкивали наемников без церемоний, локти работали, как тараны. Лицо капитана пылало багровым румянцем ярости, жилы на загорелой шее набухли, напоминая канаты корабельного такелажа.
— Какого черта тут происходит?! — его голос грохнул, как залп корабельной артиллерии, заставив даже самых стойких моряков вздрогнуть. — Вы тут устроили цирк, что ли?!
Его взгляд скользнул по Гарту, корчащемуся на полу в луже собственной слюны, затем поднялся к Гилену, стоящему над поверженным противником с невозмутимостью каменного идола.
— ОБЪЯСНЯЙТЕСЬ! — рявкнул он, сжимая кулаки так, что кожа на костяшках побелела.
Толпа мгновенно превратилась в стадо невинных агнцев. Грубые, закаленные в боях мужчины и женщины вдруг начали отводить глаза, переминаться с ноги на ногу, как провинившиеся школяры.
— Мы просто... проходили мимо... — пробормотал рыжий детина, старательно разглядывая свои сапоги.
— Да он сам упал! — подхватила женщина-арбалетчица, делая невинные глаза.
— Пол скользкий! — добавил кто-то из задних рядов, вызывая сдержанный смешок.
Гарт, еле переводя дыхание, все же нашел в себе силы ухмыльнуться. Его голос звучал хрипло, как скрип несмазанных петель:
— Капитан... честное слово... просто поскользнулся... тут... слишком наплёвано...
Наемники взорвались грубым смехом, но веселье мгновенно замерло, когда Гаррик взревел так, что задрожали стекла в фонарях: