Тонкий прерывистый голосок зазвучал вдруг совсем близко — тихий, едва различимый, но настойчивый: "Войд-иди-и..." За ним последовало резкое весёлое чириканье, похожее на писк сотен крошечных птиц, взметнувших крылья разом. Это был смех, лишённый радости, холодный и механический, рождающийся где-то глубоко в лесной чаще и разливающийся вокруг подобно серебристым ручейкам надломленных ветвей.
И движение — всегда краем глаза. Тени ползли по стволам, извиваясь, как дым. Что-то дышало за спиной — горячее, влажное, пахнущее медью и гнилью.
Но когда Гилен оборачивался — там ничего не было. Только лес. Только тьма. И чувство, что сюда нельзя было заходить.
Гилен увидел атаку еще до того, как она началась - Алый Взгляд отметил внезапный всплеск грязно-зелёной ауры в темноте между корнями. Его пальцы сжали рукоять меча на долю секунды раньше, чем из тени вырвалось нечто - бесформенная масса с десятком щупалец, каждая из которых заканчивалась костяным крюком.
Меч встретил атаку с резким звоном, искры вспыхнули в темноте. Сталь прогнулась под ударом, издав жалобный стон - Торин бы убил его за такое обращение с клинком. Но делать было нечего - лезвие держалось, а значит, битва продолжалась.
И тогда лес ожил по-настоящему.
Призраки материализовались из воздуха, их полупрозрачные формы колыхались как дым. Безмолвные, они не могли причинить физического вреда, но их ледяные пальцы тянулись к вискам Гилена, пытаясь влить в сознание чужие воспоминания - видения кровавых битв, крики умирающих, боль сотен незнакомых смертей. Это бы у них вряд ли получилось, но позволять им лезть в голову всё равно было нельзя.
Крылотени срывались с ветвей, их кожистые крылья шуршали как пергамент. Размером с кошку, но с когтями как бритвы, они сбивались в стайки и пикировали, оставляя на его руках тонкие кровавые полосы. Одна вцепилась в плечо, её игольчатые зубы пробили кожу, впрыскивая жгучую слюну.
Бармагисты вылезли из земли, их слепые морды с веером острых зубов хватали за ноги. Один вцепился в голень - боль пронзила ногу как раскалённый гвоздь. Гилен с силой стряхнул тварь, услышав хруст ломающихся костей.
Живые плющи опутали его руки, их липкие усики впивались в кожу, сжимаясь с силой удава. Каждое движение требовало нечеловеческих усилий - ветви тянули его к земле, к вечному сну под слоем гниющих листьев.
Пауки, чёрные и блестящие, размером с собаку, плевались липкой паутиной. Один плевок попал в лицо - слепящая боль, будто кислотой облили. Второй паук прыгнул с дерева, его ядовитые клыки блестели в тусклом свете.
Гилен рубил, резал, бил - его меч описывал смертоносные дуги, отсекая щупальца и крылья. Кинжал в левой руке находил глаза и глотки. Но их было слишком много. Каждый убитый монстр заменялся двумя новыми. Его дыхание стало тяжёлым, рубаха прилипла к спине от пота, а в горле стоял вкус крови и железа.
Он понял: долго не продержаться. Начал отступать к границе леса, пятясь шаг за шагом, но монстры не отпускали. Паутина опутала правую руку, сковывая движения - он с трудом разорвал её зубами, оставив на губах жгучую слизь.
Бармагист вцепился в голень, его зубы пробили кожу - Гилен с силой ударил рукоятью меча по его черепу, услышав хруст. Крылотень впилась в плечо, её когти вонзились в мышцы - он содрал её с себя, швырнув в наступающих пауков.
С последним усилием он рванулся вперёд, сквозь стену плющей, чувствуя как они рвут кожу - и вывалился на опушку, истекая кровью. Тело горело от десятков ран, но лес остался позади.
Тело горело. Яд растекался по венам, превращая кровь в жидкий огонь. Каждый удар сердца разносил яд дальше, жгучие волны боли прокатывались от кончиков пальцев до шеи.
Пот лился ручьями, смешиваясь с кровью из царапин, образуя розоватые лужицы на земле. Каждый мускул сводило судорогой - пальцы непроизвольно сжимались, спина выгибалась, челюсти смыкались так сильно, что звенело в ушах.
Но Гилен заставил себя сесть, опираясь на дрожащие руки. Он скрежетал зубами, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони.
"Нужно... не выводить яд... а усвоить..."
Исток Крови внутри него взбунтовался - чужая отрава пыталась разорвать сосуды, она была необычной, чужеродной, и тело к такому не было готово.
Но Гилен заставил её работать. Сквозь боль, сквозь туман в сознании, он направлял яд внутрь, заставляя каждую клетку адаптироваться, перестраиваться, становиться сильнее.