Он слегка наклонил голову.
— Ты переоцениваешь свои возможности, капитан.
В воздухе повисло напряжение, густое, как предгрозовая тишина. Стражи инстинктивно сжали оружие, а капитан Вальгор медленно провел рукой по эфесу меча, готовясь к худшему.
Рейнард Вальгор медленно расправил плечи, словно сбрасывая невидимую тяжесть. Его взгляд, холодный и острый, как клинок, не дрогнул, но в уголках глаз заплясали лучики морщин — то ли от усталости, то ли от привычки щуриться на солнце.
— Капитан Рейнард Вальгор, — произнес он четко, отчеканивая каждое слово, будто вбивая гвозди. Городская стража Солнечного Причала.
Пауза. Рука непроизвольно легла на рукоять меча, пальцы сжались, разжались.
— И я здесь официально.
Тишина повисла между ними, густая, как дым. Он дал ей осесть, дал собеседнику прочувствовать вес сказанного. Потом продолжил, уже тише, но так, чтобы каждый слог резал слух:
— Если ты окажешь сопротивление — ты лишь подтвердишь свою вину. Если ранишь кого-то из моих людей... — он кивнул в сторону стражников, — ...это станет отягчающим обстоятельством.
Губы капитана искривились в полуулыбке, лишенной тепла.
— Я знаю, на что ты способен. И это работает против тебя.
Он сделал шаг в сторону, жестом приглашая следовать.
— Так что — проходи с нами. Дашь показания. А там… посмотрим.
Последнее слово повисло в воздухе, как недвусмысленная угроза.
Гилен стоял неподвижно, словно высеченный из камня. Он слушал, не перебивая, не моргнув. Казалось, даже дыхание его замедлилось.
— С чего бы мне быть виновным в смерти какого-то лорда? — наконец произнес он.
Голос был ровным, почти монотонным, но в глубине — едва уловимый оттенок чего-то... насмешливого? Раздраженного?
Капитан усмехнулся, скрестив руки на груди.
— Неопровержимые улики. И показания Миары, дочери торговца Марика.
Гилен не дрогнул. Лишь слегка наклонил голову, будто разглядывая собеседника под новым углом.
— Ты совершаешь огромную ошибку, — сказал он наконец, и в его тоне появилась стальная нотка. — Я проследую с тобой. Но не как арестант.
Рейнард улыбнулся — вежливо, почти приветливо, но глаза оставались ледяными.
— Тогда прошу.
Он широким жестом указал на выход, но сам не сдвинулся с места, словно давая понять: "Попробуй только дёрнуться".
Комната для допросов была маленькой, душной, с потолком, который словно давил сверху. Единственным источником света служила тусклая лампа, отбрасывающая дрожащие тени на стены. Глухая тишина — если не считать огромного зеркала, занимавшего половину стены.
За ним мерцали ауры. Трое: двое мужчин и эльф.
"Наблюдают".
Даже звуконепроницаемое стекло не скрыло от чуткого слуха Гилена их перешептывания:
— Это он? Вы уверены?
— Слишком спокоен. Это плохой знак.
Дверь скрипнула. Вошел старик. Сухонький, сгорбленный, с кожей, напоминающей пергамент. Его движения были медленными, почти церемонными, а пальцы, узловатые, как корни старого дерева, бережно несли папку с бумагами.
Но глаза... Глаза видели слишком много. Он сел напротив Гилена, положил папку на стол, открыл. Долго листал, не торопясь, будто Гилена вовсе не существовало.
Наконец поднял взгляд.
— Ну что, начнем?
Комната казалась меньше из-за низкого потолка, давящего, как предчувствие вины. Единственная лампа бросала неровный свет, дрожащий от сквозняка, пробирающегося сквозь щели в стенах. Тени на стене шевелились, будто живые, цепляясь за углы, за фигуру человека, сидящего напротив дознавателя.
Дознаватель медленно закрыл папку, разгладил ладонью потрёпанную кожаную обложку, затем упёр пальцы в столешницу, словно проверяя её прочность. Его сухие, исчерченные морщинами губы слегка подрагивали, прежде чем он заговорил.
— Гилен. Или предпочитаешь "Рубин"? — его голос был ровным, но в глубине звучала усталость, будто он уже знал ответы на все вопросы. — Давай начнём с простого. Где ты был в ночь на 17-е число месяца Пылающего Листа?
Гилен не спешил с ответом. Он откинулся на стуле, спинка слегка скрипнула под его весом. Его пальцы, длинные и ловкие, сложились в замок на груди. Взгляд скользнул по лицу дознавателя, будто оценивая, стоит ли вообще тратить слова.
— В дороге, — наконец произнёс он, слегка растягивая гласные. — Возвращался с севера.
Дознаватель не моргнул. Он взял перо, обмакнул его в чернильницу, аккуратно стряхнул лишние капли и сделал пометку на листе. Чернила легли на бумагу густо, почти с вызовом.