Костяные химеры преследовали, нападая из темноты, их шаги сливались в жуткий костяной перезвон. Один раз клык чуть не снял ему пол-лица, оставив глубокий порез на щеке. Другой — когти прошли в сантиметре от горла, порвав воротник плаща.
Но он шёл, стиснув зубы. Бил, круша преследователей. Кровоточил, раны горели огнем. Лечился, впитывая кровь врагов. И наконец — вырвался в огромную пещеру, где воздух дрожал от древней мощи.
Зелёная ядовитая дымка заполняла зал, оседая на коже жгучими каплями. В центре — пульсирующая масса, похожая на гигантский гнойник, от которого расходились жилки черных корней.
"Зародыш Древа".
Гилен задержал дыхание, активировав Железное Жало, но даже этот навык не мог полностью нейтрализовать этот яд — он проникал через поры, жгёл глаза, скручивал желудок.
А за спиной — топот. Химеры валили толпой, заполняя проход, их зеленые глаза горели в темноте, как светляки на болоте.
"Выбора нет. Или оно, или я".
Он вскинул моргенштерны, цепи звякнули, готовые к последней битве.
Последний бой начинался.
Гилен рванул вперед, стиснув зубы до хруста. Его веки плотно сомкнулись - едкая дымка выедала глаза, оставляя за веками жгучую слепоту. Кожа покрывалась волдырями, трескалась и кровоточила, но он не останавливался, превозмогая боль, шаг за шагом сокращая расстояние до пульсирующей массы.
Химеры взревели в унисон, их костяные тела скрежетали, словно мельничные жернова. Когти царапали камень, высекая искры, пустые глазницы полыхали ядовито-зелёным пламенем, отражаясь в каплях пота на его измождённом лице.
Они не просто атаковали - они отчаянно защищали гнойник, бросаясь под удары, образуя живую стену из костей и ярости. Каждая клетка их искажённых тел кричала об одном - "не подпустить".
Прорвавшись сквозь строй, Гилен прижался спиной к пульсирующей массе. Её биение отдавалось в позвоночнике, будто удары огромного сердца. Кровавый Туман заплелся в тончайшие алые нити, выжигая первую строку древних рун на поверхности гнойника.
— Хем-Рун ан-Дурр! - его голос, хриплый от яда, тем не менее прозвучал чётко.
Руны вспыхнули кроваво-алым, зашипели, прожгли плоть Древа, оставляя после себя дымящиеся борозды. Осталось ещё две строки - но химеры не давали ни секунды передышки, их костяные клинки уже вонзались в пространство рядом с его головой.
Гилен вплёл стиль "Гроза над полем" в свой танец смерти. Один моргенштерн взметнулся за голову, цепь завыла, как ветер в ущелье, и чугунный шар обрушился на ближайшую химеру, размазав её по полу в костяное месиво.
Рубящие удары, широкие, размашистые - расчищали пространство, создавая временную зону безопасности. Но каждая такая атака отнимала силы, а их оставалось всё меньше. Мышцы горели огнём, дыхание стало прерывистым, а перед глазами плясали чёрные точки.
Гилен не добивал всех подряд. Одна химера осталась без руки, другая - с раздробленными ногами. Он оставлял их искалеченными, но живыми, превращая в живые жертвенные алтари.
На их трепещущих телах выжигал крохотные руны, шепча сквозь стиснутые зубы:
— Дар'ак.
Помеченные. Готовые к ритуалу. Живые факелы, которые должны были вспыхнуть в нужный момент.
Гнойник забился сильнее, будто разъярённое сердце. Из его пор хлынул новый шквал яда - густой, жгучий, как расплавленный металл, заполняющий лёгкие.
Железное Жало захлёбывалось, едва успевая перерабатывать отраву. Гилен втягивал воздух крохотными глотками, фильтруя хоть немного драгоценного кислорода. Его зрачки сузились до точек, тело сотрясал сухой кашель.
Но химеры не отступали. Их сотни. А он - один. Костяная лавина накатывала волна за волной, и с каждой минутой его удары становились медленнее, менее точными. Последние силы уходили на то, чтобы просто оставаться на ногах.
Гилен отпрыгнул в сторону, его тело свернулось в тугой комок, перекатываясь по скользкой каменной поверхности, покрытой слоем ядовитой слизи. Одежда шипела и дымилась там, где едкий состав разъедал ткань, но он уже поднялся на одно колено, прижавшись спиной к пульсирующей поверхности гнойника. Его грудь вздымалась от прерывистого дыхания, а в глазах стояла нестерпимая боль - но не отчаяние. Никогда отчаяние.
Пальцы, обожжённые ядом до мяса, дрожали, но продолжали выводить замысловатые узоры в воздухе. Кровавый Туман сплетался в тончайшие нити, выжигая вторую строку древних рун на поверхности гнойника. Каждый символ давался с невероятным усилием, будто он вырезал их не магией, а собственной плотью.