Медитации заменили сон. Он сидел неподвижно по шесть-семь часов кряду, его дыхание становилось настолько медленным, что случайный наблюдатель мог бы принять его за мертвеца. Внутри же кипела работа — потоки энергии уплотняли меридианы, готовя их к предстоящему испытанию. Иногда по его коже пробегали волны алого свечения, будто под кожей текли реки расплавленного металла.
Поздний вечер окутал город сизыми сумерками, когда Гилен наконец покинул свое убежище. Его движения были обдуманно медленными — не от слабости, а от сконцентрированной мощи, подобно тигру, выбирающему шаг перед прыжком. Тень от его худой фигуры растягивалась по мостовой, сливаясь с другими тенями.
Он свернул в узкий переулок между двумя гнилыми домами, где тьма сгущалась неестественно плотно. Воздух здесь пах затхлой водой и чем-то металлическим — возможно, кровью, оставшейся после последней поножовщины. Гилен шел бесшумно, его кожаные сапоги не издавали ни звука на грязном камне.
Там уже были трое. Двое наемников — один коренастый, с носом, перебитым в нескольких местах, другой долговязый, с сальными волосами до плеч — прижали к стене девушку в порванном платье. Ее светлые волосы растрепались, а широкие глаза отражали животный ужас.
— Ну что, красотка, — хрипел коренастый, его алкогольное дыхание окутывало лицо служанки, — покажешь нам, как умеешь благодарить?
Долговязый уже занес над ней руку с грязными ногтями, когда тень позади них сдвинулась.
Гилен вышел из тьмы беззвучно, как призрак. Сначала его заметил долговязый — тот резко обернулся, меч уже звенел в ножнах, выхваченный рефлекторно. Опытный боец, даже пьяный, всегда чувствовал опасность.
— Ха! — коренастый повернулся медленнее, его мутные глаза пытались сфокусироваться. — Присоединяйся, дружище, но плати за зрелище!
Гилен не ответил. Его молчание было страшнее любых слов.
Кровавые Когти выросли из пальцев с тихим шелестом, будто стальные лезвия, выдвигающиеся из ножен. Алые, отполированные до зеркального блеска, они сверкнули в темноте. Клыки обнажились, капая густой темной субстанцией, которая шипела, попадая на камни.
Наемники застыли. Хмель мгновенно испарился из их сознания, уступив место первобытному страху. Но боевые инстинкты взяли верх — они атаковали почти синхронно.
Гилен играл с ними, как кот с мышами. Он уклонялся от ударов с минимальными движениями, будто знал каждый их шаг заранее. Когти резали плоть, но не убивали — только оставляли на теле кровавые дорожки, будто художник, рисующий кровавый узор.
Затем ему надоело. Он схватил коренастого за шею, клыки вонзились в яремную вену с мокрым хрустом. Тело наемника затряслось в судорогах, кожа начала усыхать на глазах — за секунды от здорового мужчины остался лишь скелет, обтянутый пергаментной кожей. Глаза ввалились, превратившись в сухие шарики.
Долговязый закричал, его меч сверкнул в воздухе — но Гилен поймал запястье, кости хрустнули, как сухие ветки. Клыки вонзились в шею, и история повторилась. Теперь на мостовой лежали два мумифицированных тела, их рты навеки застыли в беззвучном крике.
Девушка не видела конца. Ее сознание отключилось еще тогда, когда первый наемник рухнул на камни, превратившись в иссохший труп. Она безжизненно сползла по стене, светлые ресницы дрожали на бледных щеках. Гилен взглянул на нее без интереса — просто еще одна жертва города, которая завтра проснется и решит, что все это был страшный сон.
С ее губ сорвался еле слышный шепот:
— Спасибо...
Но было ли это благодарностью или бредом потерявшего сознание человека — он так и не узнал.
Гилен стоял над иссохшими останками, его тень ложилась на мостовую длинным кровавым пятном. Он аккуратно, почти с хирургической точностью, собрал хрупкие тела, которые крошились в его пальцах, как древние свитки. Каждое движение было выверенным — он поднимал их за рёбра, где кости ещё сохраняли форму, избегая лишнего контакта с рассыпающейся кожей.
Из ближайшей подворотни он вытащил грязный мешок, пахнущий прогорклым зерном и крысиным помётом. Останки укладывал бережно, словно археолог, сохраняющий артефакты. Хруст и шорох — единственные звуки, сопровождавшие этот процесс.
Подойдя к канализационному люку, он одним движением сбросил свёрток в зияющую черноту. Глухой плеск, затем шуршание — крысы уже сбегались на пир.
Оружие наёмников — зазубренный кинжал и потёртый меч — он оставил валяться среди мусора. Из темноты уже слышалось шарканье босых ног — местные бродяги ждали своего часа.