Весь цикл построен на повествовании о похождениях двух главных героев — «посконного» шляхтича Прантиша (Франтасия) Вырвича и его слуги, а потом наставника и друга Балтромея (русское соответствие — Варфоломей) Лёдника, ученого доктора, мещанина по происхождению. Блестяще выписанная пара Прантиш — Лёдник напоминает классическую пару «хозяин — слуга» (она нередко встречается в мировой литературе), но только наоборот: хозяин (Прантиш) больше подходит на роль практичного, с авантюрной жилкой Санчо Пансы, а слуга (Лёдник) — на роль Дон Кихота, мечтателя и идеалиста. Но это, конечно же, совсем иные образы — как и сама эпоха и «география» повествования.
В начале повествования Прантиш — беглый школяр Менского иезуитского коллегиума, «а сегодня — пройдоха, голодранец, бродяга, галыганец и как там еще чествовала его торговка булками на Нижнем рынке, и что впереди — неизвестно, ведь в восемнадцать лет даже святой Франциск Ассизский имел в голове ветер, а в руках — чарку вина... А почему бы школяру, который основательно овладел кухонной латынью, не дойти до Дрездена или даже до Рима? Повсюду найдется жирная торговка булками, которая иногда теряет бдительность ради... перепалки с соседками по базару, и уж ясное дело, совершенно не способна догнать шустрого, как ртуть, потомка обнищавшего шляхетского рода Вырвычей герба «Гиппоцентавр»...» Всего несколько строк — а сколько «информации» о герое содержится в них: и фамилия, и происхождение, даже с гербом, и некоторая образованность, и мечты, и кое-какие живописные черты характера — в общем, выразительный эскиз к портрету героя в юности, причем (схожий прием) сделанный им самим. Автор здесь как бы и ни при чем. Такая «отстраненность» станет одной из сильных сторон писательской манеры Людмилы Рублевской на протяжении всего цикла: скромно «отойти в сторону», чтобы предоставить свободу мыслей и действий, и даже сам рассказ — своим героям. В результате они перестают быть для нас литературными персонажами и становятся живыми людьми.
Не подумайте: наш герой не какой-нибудь прогульщик или воришка (булки на рынке не в счет — это от голода)! Причина его побега из коллегиума — благородная месть за товарища, погибшего по вине злобного «латиниста». «И однажды пан Бонифациус, поздно придя в свою комнату, услышал хлопанье крыльев и страшное карканье. Вокруг летала нечистая сила, орала и била крыльями по лысой голове, наполненной спряжениями латинских глаголов... Когда прибежали на дикие крики учителя, он мог только хрипеть, да еще, лежа на полу, что-то от себя отгонял руками... Это «что-то» при зажженном свете оказалось вполне материальным: по комнате летали десятка три ворон... перья кружились черной метелью, ну и обгадили божьи твари все что могли.
Кто напустил птиц в комнату, выяснилось быстро: в каждом классе имелись свои «цензоры», назначенные ректором, они не считали бесчестьем выдавать товарищей. За Прантишем прибежали целой погоней, как за литовским волком... Но Вырвича так просто не поймаешь!.. Так что назад в Менск дороги нет».
На первый взгляд кажется, что здесь просто мастерски рассказан курьезный случай из жизни коллегиума, а шкодливый ученик и нелюбимый им учитель словно пришли к нам не из XVIII столетия, а прямо сегодня, разве что «методы борьбы» другие. Задача была — позабавить читателя, и она решена на «отлично». Но взглянем внимательнее на этот «вороний инцидент». Воображение пана Бонифация явно склонно было «рисовать» ему нечистую силу во всем и везде — типичная черта иезуита... «Голова, наполненная спряжениями латинских глаголов», могла принадлежать только черствому педанту, лишенному живых человеческих чувств. Очевидно, типичный преподаватель коллегиума — других не держали. Автор не любит прямолинейности в психологических характеристиках, предпочитает давать их через косвенные признаки или «глазами» других персонажей, и такие «косвенные характеристики» получаются гораздо более выразительными. Кстати, и читательская мысль не потребляет уже готовое, а может поработать сама...