– Я ничего не знаю.
– Всё ты знаешь, — он фыркнул, — и ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь. Но не хочешь мне ничего говорить. Отчего же?
– А смысл? Вы же всё равно убьёте меня. Всегда убиваете, — Серафима бы тоже фыркнула, но в горле пересохло.
– Не отрицаю. Но я ведь всё равно добьюсь правды, понимаешь? Через пытки, но добьюсь. Ты видишь блеск этой звезды, звезды скифи? Ты знаешь, на что она способна.
– Знаю. Но это всё, что мне известно.
– Опять врёшь. Зачем?.. Придётся, кажется, всё же, её применить, — тюремщик последний раз подбросил хлыст, перехватил его правой рукой и обошёл Серафиму по кругу. Она чувствовала взгляд, горящий, прожигающий. Раздался короткий свист, но удара не последовало — Серафима вдруг ухнула куда-то вниз, в ещё более непроглядную темноту, рассыпавшуюся звёздами. Уже не скифьевыми — чужими красными звёздами чужого чёрного мира.
Она вновь лежала головой на коленях Рокуэлла, укрытая его плащом, он вновь перебирал её волосы, цепляясь за растрёпанные пряди красными звёздными перстнями. Пахло пылью и бескрайним ночным полем; воплощение этой бескрайней ночи смотрело на неё с белого нечеловеческого лица.
– Как своевременно, — Серафима всё-таки смогла фыркнуть, преодолевая себя. Стало легче дышать, словно разжалась на горле ледяная рука.
– Тебе не стоило смотреть этот сон дальше, не находишь? — Рокуэлл улыбнулся — улыбнулся располагающе, пусть эта улыбка и не затронула его холодных пугающих глаз. Потом внезапно спросил:
– Хочешь чаю? Готов спорить, тебе ещё не приходилось пробовать этот сорт.
Серафима вздёрнула брови, едва удерживаясь от смешка. Нелепо…
– Серьёзно? Вот уж не думала, что буду пить чай в собственном сне с порождением собственного же бреда.
– Мне казалось, что в прошлый раз мы решили вопрос моей реальности или нереальности. Если ты до сих пор сомневаешься, опровергаю — я настоящий. Даже твой бред не смог бы породить меня, — в руках Рокуэлла появилась изящная фарфоровая чашка удивительно белого для этой бесконечной ночи цвета и такой же белый чайник с красными вензелями, которые Серафима пыталась, но всё никак не могла разобрать. Они расплывались, скользили по светлым бокам алыми нитями.
– Обычно настоящие люди не являются ни к кому во снах, не находишь? — она поднялась с его колен и села рядом на траву. Где-то на грани слышимости застрекотали сверчки. Или не сверчки?..
– Я не человек, и это я тоже уже говорил, — он наклонил чайник. Из его носика в чашку полилась тёмно-коричневая, отдающая красным струя. Конечно… Всё здесь отдаёт красным. Или белым, или чёрным… Контрастный чёткий мир. Лишь она здесь лишняя.
– Тогда кто ты? — Серафима забрала свой чай и сделала осторожный глоток. Вкус был пряным, насыщенным, горьковато-солоноватым, разливался по телу приятным теплом. Пусть и не с барбарисом — весьма недурно.
– Вижу, угощение пришлось тебе по вкусу… Я просто Рокуэлл, довольствуйся этим. Однажды ты сама догадаешься, кто я — ты же умная девочка, — он перевёл взгляд на небо, всё такое же тёмное и далёкое. — А пока что у тебя есть куда более важные вопросы, нежели этот.
– И всё-таки. Почему ты приходишь?
– Потому что тебе это нужно. Допивай свой чай, тебе уже пора.
Серафима проснулась. Комната была залита ярким солнечным светом, на столе вместо вчерашнего ужина стоял ещё тёплый дымящийся завтрак. Она слезла с кровати, с неудовольствием отмечая, что волосы всё ещё влажные, выхватила из шкафа первое попавшееся платье, натянула сверху свою обычную накидку и наскоро перекусила. Часы на Пурпурной башне показывали без двадцати одиннадцать, значит, Элин ещё должна была быть в своей комнате. Она занималась с магистром Умаром после Велимира, который заканчивал около часа дня. Сейчас самое время сходить к ней — она, скорее всего, уже проснулась, но ещё никуда не ушла.
Путь до комнаты сестры много времени не занял. Серафима сначала остановилась, не решаясь, но затем, смело стукнув по двери несколько раз, зашла в комнату. Элин только встала и теперь восседала за столом в изящном, обитом золотистым гобеленом кресле, укутанная в белый шёлковый халат с расшитым краем и попивала кофе из фарфоровой узорной чашечки, являя собой воплощение роскоши и довольства. Сзади неё стояла смиренно молчащая девушка-служанка в форменном платье и расчёсывала её волосы позолоченным гребнем, стараясь не задевать острые рога, которые Элин в принципе не считала нужным убирать.
Серафима еле сдержалась от того, чтобы фыркнуть, не смотря на всю серьёзность своего визита. Да, примерно такую картину она и ожидала застать… Кто, если не Элин, пользовался своим положением с таким упоением? Видя, что сестра не обращает на неё ровным счётом никакого внимания и продолжает поглощать кофе, аристократично отставив мизинец в сторону, она ещё раз постучала по дверному косяку, привлекая её внимание. Элин неохотно вскинула на неё глаза, явно пытаясь прожечь в Серафиме дырку своим драконьим пламенем. Весь её показательно изумлённый и равнодушный вид твердил: «Как смеешь ты, жалкое создание, лишённое магии, прерывать мою утреннюю трапезу своим необоснованным визитом и портить мне аппетит необходимостью лицезреть твоё бесстыжее лицо?».