— Где?
Он показал, и я стал вглядываться туда, куда он указывал. Неподалеку от центра, действительно, находился какой-то посторонний предмет. Палка? Камень? Случайно залетевший кусок бумаги? На таком расстоянии было невозможно точно сказать, что это.
— Да, да, вижу, — проронил я.
Мы спешились и направились к Рэндому, который к тому времени пригнулся у края узора, изучая обесцвеченностъ.
— Ганелон заметил что-то у центра.
Рэндом кивнул:
— И я тоже. И теперь думаю, как пробраться туда поближе, чтобы как следует разглядеть, что же там делается. Мне как-то не очень хочется проходить весь разрушенный Лабиринт. Интересно, какая опасность ожидает того, кто попытается пройти поврежденный участок. Как ты думаешь?
— Чтобы осилить то, что здесь осталось от Лабиринта, потребуется немало времени, если сопротивление тут такое же, как у нашего домашнего Лабиринта. Нас также учили, что сбиться там с пути равносильно смерти, тут, видимо, случится то же самое. Так что, добравшись до пятна, придется возвращаться и уходить. А что, если будет поздно? А что, если темное пятно — это сигнал, которым я оповещу врагов, что мы здесь. Так что…
— Так что ни один из вас не будет этого делать, — перебил Ганелон. — Я пройду Лабиринт.
Затем, не дожидаясь ответа, разбежавшись, он прыгнул в черный сектор, пронесся через него к центру, остановился, подобрал то, что мы увидели издалека, повернулся и побежал назад. Спустя несколько секунд он стоял рядом с нами.
— Это была рискованная затея, — буркнул Рэндом.
Он кивнул:
— Но если бы я этого не сделал, вы бы все еще обсуждали, как поступить.
Он протянул нам свой трофей.
— Ну, что вы скажете теперь?
В руках его блестел кинжал, на острие которого был нанизан картонный прямоугольник. Я взял его у Ганелона.
— Похоже на Карту, — заметил Рэндом.
— Да.
Я высвободил Карту и разгладил помятые и разрезанные края. Человек, которого я рассматривал, казался знакомым. Но кто это, вспомнить я не мог. У него были светлые, прямые волосы, чуть резковатые черты лица, легкая улыбка и немного мелковатое телосложение.
Я покачал головой:
— Я его не знаю.
— Дай-ка мне глянуть.
Рэндом взял у меня Карту и, посмотрев, свел брови.
— Нет, — произнес он через некоторое время, — я тоже его не знаю. Такое чувство, что я его должен знать. Однако — нет, не знаю.
В это время лошади снова заржали. И для того, чтобы узнать причину их беспокойства, достаточно было только оглянуться. Это мы и сделали в тот момент, когда появился…
— Проклятье! — рявкнул Рэндом.
Я готов был повторить то же самое. Ганелон обнажил меч.
— Кто-нибудь знает, что это такое? — прошептал он.
Такого зверя я не видел никогда в жизни. Вначале показалось, что это громадный змей. Тело его извивалось. Длинный хвост был продолжением тонкого туловища. Однако он передвигался на четырех лапах с двумя сочленениями, с большими ступнями и грозными когтями. Его узкая голова с клювом раскачивалась из стороны в сторону. Он приближался, поворачиваясь к нам то одним, то другим светло-голубым глазом. На его боках были сложены большие крылья, пурпурные и кожистые. На его теле не было ни шерсти, ни волос, ни перьев, а на груди, плечах, спине и длинном хвосте блестела чешуя. От острого клюва-штыка невиданного зверя и до кончика чешуйчатого хвоста было больше трех метров. Когда он двигался, раздавался негромкий звон. И я заметил, что на шее у чудовища висит что-то блестящее.
— Он напоминает мне, — сказал Рэндом, — грифона — геральдического зверя. Только этот лысый и красный.
— Только эта птица не нашей геральдики, — заметил я. И поднял Грейсвандир повыше — чтобы верней ударить чудовище по его птичьей башке, если ему вдруг вздумается напасть на нас.
Зверь мерно переставлял толстые лапы. Из его пасти показался длинный раздвоенный язык, он приподнял свои пурпурные крылья и опять сложил их. Стоило его голове качнуться вправо, и хвост отлетал влево, потом наоборот. Так он приближался к нам, действуя на всех почти гипнотически. Но на нас чудище почему-то не обратило никакого внимания. Его больше занимали наши кони. К ним-то он и направился — туда, где они сгрудились, роя от страха копытами землю. Я попытался преградить ему путь. Он остановился и встал на дыбы. Крылья его поднялись и распростерлись над нами, словно пара обвисших парусов, поймавших порыв свежего ветра. Зверь стоял на задних лапах, громоздясь над нами, и казалось, что места он теперь занимает раза в четыре больше, чем раньше. Затем он пронзительно и жутко заревел, отчего у меня потом долго еще гудело в ушах. Потом вдруг сложил крылья и резко прыгнул вверх, как бы взлетая. Лошади заржали и ускакали прочь. Для наших мечей зверь теперь был недосягаем. Глядя на него, я наконец понял, что это звенит у него на шее, поблескивая в солнечных лучах. Оказывается, чудовище было на привязи. Длинная цепь, на которую он был посажен, терялась в сумраке пещеры. Я смотрел, как оно пролетает надо мной, шипя и тяжело хлопая крыльями, — цепь тянула его к земле, и вскоре зверь опустился неподалеку от нас. Ясно было, что при таком коротком разбеге он не мог взлететь по-настоящему. И тут наши лошади, Звезда и Огнедышащий, устремились к противоположной стороне отвала. А Яго, конь Рэндома, понесся прямо к Лабиринту. Крылатый зверь повернулся, словно собираясь погнаться за Яго, но вдруг замер, внимательно разглядывая нас. Птице-змей склонил свою голову набок, уставившись на нас круглым голубым глазом, затем открыл клюв и мы услышали тихое карканье. До него было метра четыре. И Рэндом предложил: