Остолбенев от услышанного, Патриция в первые минуты не знала, что и сказать, и тут Кори принялась хихикать. Она так смеялась, что не смогла более стоять на ногах и опустилась на ступени крыльца, начав икать.
– Пойди в дом и поздоровайся с бабушкой, – сказала Патриция, внезапно почувствовав сильную благодарность к Китти.
– Они так непредсказуемы в этом возрасте. – Китти проводила Кори глазами.
– Да уж, это так.
– Этакие маленькие бомбочки, которые надо запрятать в мешок и выпустить, только когда им стукнет восемнадцать. Держи, я привезла тебе это.
Китти протянула Патриции новенький экземпляр «Свидетельств о любви» в блестящей обложке.
– Я знаю, ты думаешь, что это макулатура. Но здесь есть всё: страсть, любовь, ненависть, жестокость, восторг и азарт. Это как Томас Харди, но только в мягкой обложке и с восемью страницами фотографий в середине.
– Ну, не знаю, – сказала Патриция. – У меня не так много времени…
Но Китти уже ретировалась к своей машине. Патриция решила, что этот мистический роман должен быть назван: «Патриция Кэмпбелл, или Неспособность сказать „Нет“».
К собственному изумлению, она проглотила книгу за три дня.
Патриция чуть было не пропустила собрание. Перед самым ее уходом Кори умылась лимонным соком, чтобы избавиться от веснушек, и, конечно, он попал ей в глаза. С диким визгом она влетела в прихожую и стукнулась лицом о ручку двери. Патриция промыла глаза дочери водой, положила пакет замороженного горошка на набухающую шишку и сказала, что в таком возрасте у нее тоже было много веснушек, наверное, даже больше, чем у Кори сейчас, потом усадила дочь вместе с Мисс Мэри смотреть «Шоу Косби». Выехать нужно было десять минут назад.
Китти жила на ферме Сиви, куске земли в две сотни акров, отрезанном от плантации Бун-холл, который давным-давно был передан в качестве свадебного подарка какому-то лорду-собственнику, а потом, в силу каких-то семейных неурядиц или неправильно принятых решений, участок унаследовала свекровь Киттиной свекрови, и, когда эта достопочтимая леди со всей присущей ей элегантностью отошла в мир иной, она оставила землю своему горячо любимому внуку Хорсу, мужу Китти.
Далеко в глуши, среди залитых водой рисовых полей и дремучего хвойного леса, окруженный развалинами хозяйственных построек, обитателями которых в настоящее время были лишь змеи, стоял на редкость уродливый старый особняк, покрашенный в шоколадный цвет, с просевшими крылечками у каждой стены и гниющими колоннами, с енотами на чердаке и опоссумами в стенах. «Тем не менее, – подумала Патриция, – это один из тех величественных домов, пусть и находится он в полном упадке, которыми владели самые уважаемые семьи Чарлстона».
Сейчас она стояла перед массивной двойной дверью на расползающемся, поросшем травой переднем крыльце и давила на кнопку звонка. Ничего не происходило. Она надавила еще раз.
– Патриция!
Патриция огляделась, затем посмотрела вверх. Китти выглядывала из окна второго этажа и махала рукой.
– Иди за угол, к боковому крыльцу, – крикнула она. – Нам, похоже, никогда не отыскать ключ от этой чертовой двери.
Она встретила Патрицию у входа на кухню.
– Заходи. И не обращай внимания на кота.
Патриция не увидела нигде никакого кота, но она увидела то, что поразило ее до глубины души: кухня Китти выглядела катастрофически. Повсюду, на всех горизонтальных поверхностях, были разложены и разбросаны коробки из-под пиццы, книги, остатки фастфуда и купальные принадлежности. Со стульев свисали обложки журнала «Жизнь на Юге», а на столе красовались части разобранного мотора. По сравнению с этой кухня Патриции выглядела картинкой из модного журнала.
– Вот так выглядит жизнь с пятью детьми, – бросила ей через плечо хозяйка дома. – Будь умницей, Патриция, остановись на двух.
Нижний холл напоминал об «Унесенных ветром», разве что устремившаяся вверх лестница и дубовый паркет прятались под оползнем из скрипичных футляров, скрученных в клубки спортивных носков, беличьих чучел, летающих тарелок фрисби с эффектом свечения в темноте, корешков от парковочных талонов, разборных пюпитров, футбольных мячей, клюшек для лякросса, подставки для зонтиков, полной бейсбольных бит, и мертвого пятифутового каучукового дерева, засунутого в кашпо из отрезанной слоновьей ступни.
Китти уверенно прокладывала себе путь через весь этот бардак. Наконец она привела Патрицию в комнату, где на краю дивана, заваленного, наверное, пятью сотнями разнообразных подушек, уже ютились Слик Пейли и Мэриэллен Как-Там-Ее-Фамилия. Напротив них с безукоризненно прямой спиной на стульчике для пианино восседала Грейс Кавана. Самого пианино Патриция нигде не увидела.