Ему не нужно было, чтобы она чувствовала себя обязанной что-то делать. Если Элиза передумала, он это поймет. Черт возьми, может будет лучше, если она так и сделает, учитывая, что он бросит ее в понедельник. От одной мысли об этом у него внутри все сжалось. Роум встал с кровати и вытащил свою сумку, ища пару брюк, чтобы надеть. Он оденется, а потом сядет и поговорит с Элизой, облегчая ее беспокойство. Он даже снимет второй номер в отеле, если ей так будет удобнее.
Дверь ванной открылась. Он остановился, поднялся на ноги, одетый только в боксеры, и стал ждать ее.
Элиза вышла из ванной обернутая в крошечное белое полотенце. Ее волосы были сухими и собраны в свободный пучок на макушке. Полотенце было подоткнуто под мышками, натянуто на груди, складка ткани открывала стройную бледную ногу. Она была голой под полотенцем.
А еще она очень, очень нервничала.
Ее взгляд метнулся к нему, оценивая его почти обнаженное тело, а затем вернулся к его лицу. Затем Элиза опустила взгляд в пол.
– Я хотела показать тебе причину...почему я стесняюсь, – еле слышно пробормотала она.
У Роума пересохло в горле. Он знал Элизу и понимал, какое мужество ей требуется, чтобы это сделать. Горел свет, она стояла перед ним в полотенце, готовая открыть ему все свои секреты, что, как ей казалось, у нее были.
И в этот момент Роум так чертовски гордился ее храбростью.
Элиза повернулась к нему спиной и чуть приоткрыла полотенце. Ткань низко опускалась, собравшись на пояснице, и мужчина увидел слабый шрам не шире карандаша. Он начинался у основания шеи и заканчивался в нижней части спины. На ее бедре был еще один шрам не более шести дюймов длиной.
Роум не понимал, что это значит. У нее были шрамы. Это... не было ужасно. Он и раньше видел на ее спине линию и не спрашивал. В этой истории должно было быть что-то еще, поэтому он ждал.
Мужчина увидел, как плечи Элизы приподнялись, когда она сделала глубокий вдох.
– Когда я родилась, у меня на щеке было родимое пятно, – заговорила она. – Я очень стеснялась этого, но мои родители думали, что это делает меня особенной и уникальной. Им не нравилась идея избавиться от него. Наверное, они не понимали, как сильно это меня беспокоит, потому что я всегда была немного... замкнутой. – Элиза пожала плечами. – Потом, когда мне было двенадцать, у меня развился сколиоз. Это искривление позвоночника. Вместо ровной и прямой, моя была S-образной. Моя грудная клетка скручивалась. Мне приходилось весь день носить корсет на спине, каждый день, чтобы попытаться исправить это. – Элиза опустила голову и выглядела такой несчастной, что у Роума защемило сердце. – За одну ночь я перешла от «этого странного ребенка темной щекой» к «этому странному ребенку со скобой и темной щекой». Дети смеялись надо мной. Постоянно. Я стала прятаться от школы и чуть не провалилась с учебой. Родители наняли мне частного репетитора, и я закончила учебу дома. И, в конце концов, стало так плохо со спиной, что пришлось делать операцию. – Она указала на тонкую колонну своего позвоночника, отмеченную шрамами. – Врачи смогли починить большую его часть, но не все. Конечно, у меня есть шрамы. И мои плечи не на одной линии. Это плечо ниже, чем другое. – Элиза похлопала себя по правому плечу. – Мои бедра тоже не выровнены. Они немного не... прямые, благодаря операции. Врачи исправили все, что могли, но это не идеально. Никогда не будет идеально. – Девушка подавилась этим словом.
Его бедная, милая Элиза. Роум шагнул вперед, чтобы коснуться ее, и от прикосновения его пальцев к ее плечу она вздрогнула.
– По-моему, ты выглядишь идеально, – сказал он ей.
Его не волновало, что ее бедра не были прямыми, или что у нее был шрам. Черт, он был весь в татуировках и пирсинге, и все это для того, чтобы выглядеть достаточно грубо, чтобы вписаться и не получить пинка под зад в тюрьме.
– В том-то и дело. Моя спина была исправлена, и как только я смогла убедить своих родителей, я позаботилась о своей щеке. Но каждый раз, когда я смотрю в зеркало... – Элиза с трудом сглотнула.
– Ты все еще видишь девушку с корсетом на спине и пятном на щеке? – догадался Роум.
– Просто... это все еще беспокоит меня, хотя я знаю, что не должно, – кивнула она. – Думаю вот почему я стесняюсь. Потому что не думаю, что люди видят меня, они видят... ты знаешь, – Элиза сглотнула, – чудачку.
Роум коснулся пальцами верхней части ее шрама у основания шеи, а затем спустились вниз, касаясь изгиба ее спины.