Выбрать главу

— Так и сделай, ежели я ослушаюсь!

Волк остался чуть поодаль, а Александру притаился в кустах колючих. Вскоре увидел он Иляну-Косынзяну. Сроду он не встречал такой писаной красавицы! Лицо — белее пены молочной, глаза — вишни спелые, волосы чернее воронова крыла. Не предупреди его волк заранее, он сразу бы к ней навстречу бросился. Но крепко запомнил Александру наказ волка и сдержался.

Разделась Иляна-Косынзяна, бросила платье на шипы колючие и в озеро вошла. Поднял Александру голову из-за куста, никого не увидел, схватил платье и пустился наутёк. А Иляна-Косынзяна вынырнула, огляделась, увидела, что нет её платья на месте и так жалобно застонала, будто сердце в ней разорвалось. Увидела она Александру, как он убегает и пустилась за ним вдогонку.

— Остановись, добрый молодец, остановись хоть на миг и оглянись, погляди какое у меня тело ладное и нежное, какие уста сахарные, в самый раз целовать и любить!

Но Александру ещё пуще прежнего припустил, вот-вот сердце из груди выскочит. Подбежал он к волку и взмолился:

— Помоги, брат волк, не оставляй в беде, а то она меня прикончит!

— Сейчас тебе уж нечего бояться!

Александру больше ни одного слова вымолвить не мог от усталости. Бросил платье девы-красы около волка, сам на землю рухнул, еле дух переводит. Подбежала Иляна-Косынзяна к ним.

— А ну, остановись, красавица, — рявкнул волк, — теперь ты со мной дело иметь будешь!

— А чего я с тобой не поделила? Это он забрал моё платье. С ним бороться буду!

— Эх ты, бабья голова! Видать, не понимаешь на кого замахнулась! Коли хочешь, чтобы я тебя на куски растерзал, давай бороться! Но коли жизнь тебе ещё не надоела, то лучше уходи по добру, поздорову.

— Раз так, то пусть этот добрый молодец по своей воле отдаст мне платье, — отступилась Иляна-Косынзяна, увидев, что волк оскалил клыки. — Коли уж он таким отважным оказался, что сюда ко мне добрался, то я желаю стать его женой, он чтобы стал мне мужем!

Услышал Александру такие слова, ушам своим не поверил, от радости не знает на каком свете находится — жив ли или уже в рай попал.

Так и помирились они, а Иляна-Косынзяна подала ему руку и спросила Александру:

— Где ты хочешь, добрый молодец, чтобы мы жили — в моём тереме или в царском дворце твоего батюшки?

— Лучше вернёмся в отцовский дворец, — ответил волк.

— Так тому и быть, волк, но сперва полетим в мой терем, надо мне там кое-что в порядок привести, а уж затем двинемся куда надумали. Только знай, что у меня сила большая, я стрелой лечу. Доброго молодца отдай мне, я его мигом домчу, а ты, коли сможешь за нами угнаться, то хорошо, а не сможешь — так тому и быть, оставайся с богом.

— Об этом, Иляна-Косынзяна, не тревожься, доберусь и я как смогу.

Кончили они разговор, взяла Иляна-Косынзяна под руку царевича и взвилась с ним в поднебесье. Но как высоко она ни летела, волк ещё выше забрался. Скоро очутились они в тереме Иляны-Косынзяны. Отдохнули малость и стала она готовиться в далёкий путь.

А Александру вдруг стал плакать в три ручья, так жалостно, что душа разрывалась.

— Чего это Александру плачет? — спросила Иляна-Косынзяна волка.

— Глуп он, потому и плачет! — огрызнулся волк. — Ты чего плачешь, брат?

— Как же мне не плакать, коли знаю, что Иляну-Косынзяну отберут львы-силачи, а мне жить без неё невмоготу, лучше смерть принять, чем другим её отдать.

— Говорил же я, брат Александру, что коли будешь меня слушаться, не знать тебе горя. Не бойся, я расстараюсь, сослужу тебе верную службу.

Вынула Иляна-Косынзяна из-за пазухи плёточку, щёлкнула ею по всем четырём сторонам своего терема и обратила его в золотое яблочко. Положила она яблочко за пазуху и сразу же помчались они быстрее ветра буйного и мысли человечьей. Прилетели они к владениям двадцати четырёх львов-силачей, на землю опустились и оставили Иляну-Косынзяну поблизости, а волк ей крепко-накрепко наказал, чтобы не вздумала она бежать, а то худо ей придётся.

Сказал волк эти слова, перекинулся через голову и обратился в… прекрасную девицу в десять раз пригожее Иляны-Косынзяны.

— Ты, Александру, — сказал он, — отведи меня к львам-силачам, забери коня, а меня там оставь. Вернись с конём к своей наречённой, и не мешкая, дальше в путь пускайтесь, а я вас в скорости догоню.

Обрадовались львы-силачи, когда увидели какую раскрасавицу привёл им Александру. Отдали ему коня и впридачу не одно седло, а целых четыре с уздечками, стременами и всей конской сбруей. Александру взял коня и упряжь, и быстро вернулся к Иляне-Косынзяне. Сели они на коня и, не мешкая, пустились в путь. Ведь им ещё три года надо было мчаться до львов-силачей, которые золотым голубем владели.

Только-только вышел Александру из ворот, как двадцать четыре льва-силача окружили бедного волка — они-то думали, что это Иляна-Косынзяна — и стали его обнимать и целовать. А один лев, тот, что постарше, подошёл последним, пригляделся как следует и сказал:

— Ну и писаная же ты красавица, Иляна-Косынзяна, второй такой на всём белом свете не сыщешь!.. Даже кудри твои благоухают, а в золотой косе розы-цветы поют, нечего говорить, красоты ты несказанной. Вот, только, одного я никак в толк не возьму — почему у тебя зубы красные, как у волка?

Плюнул волк на львов-силачей и зарычал:

— Ну, коли зубы у меня волчьи, то пусть и буду я волком!

Перекинулся он через голову и снова обратился в волка.

— Да это настоящий волчище! Держи его, будь он неладен! — взвыли львы-силачи, стали швырять в него чем попало и за ворота выгнали. — Вишь, ведь как вышло, — горько сетовали они, когда остались одни, — как это он нас обманул. Сейчас остались мы, бедолаги, и без коня, и без Иляны-Косынзяны. Вот до чего глупость довела…

А волк в два счёта догнал царевича и Иляну-Косынзяну.

— Ну что скажешь, брат Александру? А ты боялся, что львы отберут у тебя Иляну-Косынзяну. Сам видишь сейчас, что Иляна твоей осталась.

— Твоя правда, брат волк! Даже не знаю как тебя отблагодарить за всё то добро, что ты мне сделал, с тех пор как мы вместе бродим по белу-свету. Эх, хорошо бы, коли ты теперь мне и коня оставил…

— Что же, брат Александру, не знай я, что у тебя доброе сердце, давно бы съел. А так, ничего не бойся, вернёшься ты домой и с конём, и с голубем и с яблоней.

Неподалёку от владений двенадцати львов-силачей Иляна-Косынзяна осталась с конём в скрытом месте, а волк перекинулся через голову и обратился в красавца-коня, не имеющего равного на свете. Александру взял его под уздцы и вошёл в ворота.

Как увидели львы-силачи, что им достался такой конь-огонь, вовсе голову от радости потеряли. Тотчас принялись за дело — выкопали из земли яблоню с корнями, со всем и отдали Александру вместе с золотым голубем и клеткой. Взял царевич яблоню и клетку с голубем, вернулся к Иляне-Косынзяне, вскочил на коня и пустил его вскачь.

А львы-силачи окружили волка обернувшегося конём. Один в коляску его запрягает, другой седлает, третий под уздцы прогуливает, четвёртый всякими украшениями убирает, что с ним ещё сделать на радостях, не знают. Под конец подошёл к нему и старый лев. Осмотрел он коня с ног до головы и сказал:

— Ну и красавец конь! Да и как тебе не быть красивым, коли на груди у тебя солнце сверкает, на лбу месяц сияет, на спине звёзды мерцают. Только одно никак не возьму я в толк — всё у тебя ладно и на месте, а уши короткие как у волка?!

Услышал волк эти слова, плюнул на львов и зарычал:

— Ну, коли уши у меня волчьи, то пусть и буду волком!