Том чувствовал, как в горле что-то сжимается, а сердце пытается проломить грудную клетку. Мужчина не думал, что это будет настолько больно и страшно – картины, рожденные рассказом Йоста, заставляли душу плавиться, как будто вместо крови по венам потекла кислота. Каулитц прекрасно осознавал, какую боль он причинил своему мужу, но одно дело просто знать, а другое – слышать об этом из уст постороннего человека.
— Я хочу, чтобы ты знал, больше Билл не попадет в твои руки, – тихо, но весомо сказал Девид.
— А если он сам решит вернуться? – спросил Том, глядя на продюсера.
— Ты всерьез думаешь, что он снова сможет жить с тобой? С человеком, от которого ему пришлось бежать на другой континент? С человеком, имя которого он выкрикивал во время ночных кошмаров?
Эти слова всколыхнули все сомнения Тома, и мужчина почувствовал, как в душе воцаряется отчаяние – все слова, сказанные Девидом, были правдой. «Мне не на что надеяться» — в глазах потемнело – «Он никогда не сможет меня простить».
Йост видел, что сказанное заставило Каулитца задуматься, и американец чуть кивнул самому себе. Девид видел, что его подопечный начинает снова привязываться к мужу, и это пугало мужчину, слишком хорошо он помнил того бледного измученного мальчика, которого привез в Америку три года назад. Сейчас Билл стал самостоятельным и самодостаточным, он был счастлив, поднимаясь на сцену и даря свои эмоции поклонникам, он светился жизнью, и Дейв до ужаса боялся, что вновь появившийся в жизни друга муж разрушит все то, что мальчику с таким трудом удалось построить. Чувствуя себя ответственным за судьбу друга, Йост считал необходимым предупредить Томаса о том, что в этот раз мужчине не удастся поиграть и бросить.
Девид, так и не дождавшись от Каулитца ответа, направился к двери в больничный коридор. Уже на пороге он обернулся к Тому и тихо сказал:
— Самым лучшим для Билла было бы стать свободным от тебя. Если он действительно тебе дорог, ты его отпустишь.
Белая дверь захлопнулась с тихим щелчком, поставив точку в трудном разговоре.
Билл лежал на кушетке, удобно устроившись на боку и приложив к лицу маску ингалятора. Эту процедуру его заставляли проходить дважды в день, и юноша не сопротивлялся, так у него появлялось время побыть в одиночестве и осмыслить происходящее.
И все его мысли были посвящены только одному человеку, так стремительно и резко ворвавшемуся в его мир. Том приходил каждый день, будто в этом не было ничего особенного. Билла смущало то, что окружающие воспринимали происходящее как нечто само собой разумеющееся кроме Девида, конечно. Медперсонал, меняющиеся охранники, даже лечащий врач отчитывались именно перед Томом, а Билл почему-то не находил в себе сил расставить все по своим местам. «Может быть, потому что все и так на своих местах?» — прошептал внутренний голос. «Нет! Я не могу!» — «Почему? Разве ты не видишь, что он изменился?» — «А вдруг это только очередная маска? Я не могу ему верить…» — «Он спас тебе жизнь. Разве это не доказывает его искренность?» — подсознание привело самый весомый аргумент, возражений на который Билл найти не мог. «Он снова сделает мне больно…» — «Или принесет тебе счастье… Только вот для того, чтобы узнать, нужно попробовать. Выбор за тобой».
В глубине души Билл понимал, что никогда не сможет забыть Тома, и смирился с мыслью, что единственная в его жизни любовь оказалась безответной и жестокой. Он всем сердцем любил мужа, который, кажется, был самым жестоким и бесчувственным мужчиной в мире, но юноша ничего не мог поделать, будучи не в силах заставить себя разлюбить. Смирение давалось проще, и жизнь текла своим чередом. Не сказать, чтобы Билл был несчастен, нет… Он любил петь, обожал концерты, когда все эмоции и чувства можно разделить с пришедшими на концерт поклонниками. Биллу казалось, что со временем он сможет полюбить кого-то другого, быть счастливым в других объятиях, но… Разум можно было обмануть, а вот сердце и преданное одному единственному мужчине тело не обманешь. Том оказался его персональным наркотиком, от зависимости к которому не получалось избавиться. Да, Билл мог обходиться без глаз и губ своего мужа, мог контролировать себя, осознавая, что наркотик его убивает. Но… наркоманы бывшими не бывают. Какую бы боль не испытывал временами зависимый, наслаждение он помнит лучше.
— Так хочется верить, что ты изменился, что твои слова о любви не ложь, – едва слышно прошептал Билл, прикрывая ореховые глаза длинными ресницами. Он вспоминал тепло и силу рук любимого, который последние дни не отходил от него ни на шаг, помогая и заботясь. Он вспоминал нежные, будто невзначай оброненные слова, вспоминал мягкий свет карих глаз и знал, что доводы разума не смогут победить глупое, но такое настойчивое сердце.
На пухлых губах появилась легкая улыбка, и Билл отложил маску в сторону, поднимаясь с кушетки.
Когда юноша вернулся в свою палату, Тома там не было.
«Он не придет» — через три дня после выписки в голове Билла осталась только одна эта мысль. Том словно сквозь землю провалился, больше не навещая юношу, который места себе не находил, пытаясь разгадать поведение мужа. Билла то и дело бросало из крайности в крайность: юноша то впадал в панику, воображая, какие недуги и опасности могли помешать Каулитцу прийти к нему, то погружался в черное отчаяние, убеждая себя, что Том просто снова поигрался и бросил.
Девид видел метания подопечного, но ничего не говорил, хотя и знал, что причиной исчезновения Тома стал именно их разговор в последний день госпитализации Билла. Мужчина большую часть времени был твердо уверен в своей правоте, но иногда, глядя в растерянные и заплаканные глаза брюнета, ощущал колющее чувство вины.
— Билл, завтра мы возвращаемся в Лос-Анджелес, – при очередном приступе вины Йост попытался отвлечь расстроенного Билла от грустных мыслей.
— Так скоро, – растерянные ореховые глаза не отражали ни грамма радости от известия о возвращении домой.
«Домой? Не ври себе, Штаты так и не стали для него домом» — иногда Девид ненавидел свой внутренний голос, особенно когда отчаянно не желал признавать его правоту.
— Викки уже ждет нас.
— Ты ей говорил о нападении? – Билл все же заинтересовался разговором.
— Да, – протянул Йост, его южноамериканский акцент выделился четче. – Так что по приезду тебя ждет настоящее представление под названием «мама Викки будет выхаживать своего любимого маленького Билли».
Певец рассмеялся, но глаза так и остались грустными. «Он не хочет уезжать» — в панике подумал Девид, видя тоскливый взгляд, направленный на заоконный пейзаж – Лондон в очередной раз умывался осенним дождем.