— Я не успел догнать тебя в фойе, – спокойно сказал Каулитц, но тон совершенно не сочетался с бурей чувств, мечущихся в карих глазах.
— Зачем ты пришел? – Билл изо всех сил старался не показать, как обрадовался, увидев мужа. «Он пришел. В последний момент, но пришел… Как и тогда…» — вспомнилась сцена в аэропорту Феса.
— Я… — Том замялся, будто вовсе не хотел продолжать говорить. Однако, через пару секунд он все же заговорил. В карих глазах светилась решимость, как у человека, готового шагнуть в ледяную воду… или огонь. – Я хотел отдать тебе вот это.
Билл автоматически взял в руки папку, которую даже не заметил до этого. Дрожащими пальцами он открыл жесткий синий переплет и едва сдержал болезненный стон – это были бумаги на развод. Подписанные одной из сторон. Размашистую подпись мужа юноша помнил даже слишком хорошо.
— Ты подписал… — тихо сказал Билл, все так же не поднимая взгляда.
— Да, – голос мужчины был хриплым, словно тот разговаривал несколько часов без перерыва. Или не произносил ни звука несколько дней.
Найдя в себе силы только кивнуть, Каттерман едва сдерживал слезы, мысленно благодаря небо за то, что его глаза все еще скрыты очками. Томас внимательно смотрел на своего супруга, которого только что добровольно согласился потерять. «Так будет правильно» — убеждал себя бизнесмен, надеясь, что со временем сможет поверить этим словам.
— Билл? – Том хотел дотронуться до юноши, чтобы в последний раз ощутить тепло его тела, но вовремя вспомнил о том, что они находятся под прицелом множества камер, и успел вовремя отдернуть руку.
— Что? – голос Билла был безжизненным.
— Посмотри на меня, пожалуйста, – в голосе Каулитца послышалась мольба, и брюнет не смог ей сопротивляться. Он медленно снял очки и поднял голову, встречаясь взглядом с мужем.
— Билл, три года назад ты сказал, что желаешь мне счастья, потому что любишь. А теперь я хочу тебе сказать то же самое. Я люблю тебя. И знаю, что ты мне не веришь, и уже никогда не сможешь поверить. Поэтому я и подписал бумаги на развод. Там, в Штатах, теперь твоя жизнь, твоя музыка, твои друзья, – Том бросил быстрый взгляд на стоящего чуть поодаль Йоста. – Я хочу дать тебе свободу, хочу, чтобы тебя больше не держала даже такая мелочь, как простая подпись на листе бумаги. Ты достоин иметь так много, и я не хочу тебе мешать. Надеюсь, что ты сможешь забыть меня, – тихо закончил Том, которого произнесенные слова оставили совершенно без сил.
— Том, – в голосе юноши звенели слезы. – Том, зачем ты это делаешь? Боже мой… — Билл чувствовал, что через мгновение его выдержка кончится, и он разревется прямо тут, под прицелом камер прессы.
— Я просто люблю тебя, Билл, и не хочу больше причинять тебе боль, – Том смотрел ему прямо в глаза. – Тебе нужно только поставить свою подпись.
— А ты этого хочешь? – вдруг вопрос сам сорвался с губ.
— Я? Больше всего на свете я хочу сейчас порвать эти бумажки в клочья, – горько улыбнулся Том. – Но я этого не сделаю.
— Почему? – Билл склонил голову к плечу, вызвав в душе Тома невыносимую боль, что этот родной жест он видит в последний раз.
— Потому что неважно, чего хочу я. Важно только то, что я не имею права претендовать на твою свободу. Я никогда не имел на тебя никаких прав.
— Том, ты, правда, любишь меня? – едва слышно спросил юноша и опустил глаза.
— Больше жизни, – твердо ответил Том, и Билл, услышав ответ, вскинул взгляд.
Однако в глазах Тома, который смотрел куда-то ему за спину, стоял леденящий душу ужас.
Все произошло за доли секунды. Билл почувствовал, как сильные руки мужа хватают его за плечи, и потерял равновесие. Том, резко развернул тонкое тело лицом к толпе, и в последний момент юноша все же увидел до дрожи знакомые серо-голубые глаза, мрачно горящие в тени капюшона, и темное дуло пистолета, направленного в их сторону. Раздался оглушительный хлопок, и Том, закрывший певца своим телом, вздрогнул, всем весом опрокидывая Билла на бетонный пол, укрытый зеленой ковровой дорожкой.
От удара дыхание покинуло грудную клетку юноши, но Билл даже не обратил на это внимания. Он смотрел только в глаза напротив, свет которых постепенно гас. Юноша не слышал визгов толпы, не слышал, как сталкера скрутили охранники, не слышал, как кто-то стал набирать телефон полиции и скорой. Он только смотрел в любимые глаза и чувствовал, как его собственная футболка пропитывается чем-то очень горячим.
— Он ранен! – кто-то приподнял потяжелевшее тело Тома; Билл, словно очнувшись, вскочил на ноги и тут же снова упал на колени, склоняясь над мужем, который все еще находился в сознании.
— Том? Том! – дрожащими, испачканными в крови пальцами он дотронулся до щеки бизнесмена, оставляя багровые следы на смуглой коже. Его самого трясла настоящая истерика.
— Билл, – тихо сказал, как будто выдохнул, Каулитц.
— Том, – тихо всхлипнул юноша, руками впиваясь в промокшую от крови ткань толстовки мужчины.
— Билли, – еще раз повторил Том, морщась от тупой боли где-то в области сердца, но был остановлен ледяными пальцами, испачканными в теплой красной крови.
— Тише, любимый, – юноша осторожно погладил чувственные губы подушечками пальцев и улыбнулся сквозь слезы. – Береги силы, скорая уже едет.
— Билл, – не послушался Том. – Ты… не улетишь?
— Глупый, – истерично хихикнул юноша, не замечая, как его слезы капают на побледневшее лицо мужа. – Любимый мой, муж мой… — Билл склонился к обожаемому лицу и легко дотронулся до перепачканных в крови губ.
Послышался громкий вой сирены, и буквально через мгновение Билла отстранили руки медработников, которые ловко переложили уже почти бессознательного бизнесмена на желтые носилки. Билл не отпускал его руки, словно помогая держаться в сознании.
— Молодой человек, отпустите, – раздраженно сказал один из работников скорой помощи, но Билл только отрицательно покачал головой и еще крепче вцепился в безвольную смуглую руку, следуя за носилками. Он не замечал, что репортеры, которых так и не удалось разогнать, фиксируют каждое его движение и слово. Как только они дошли до машины, певца стали буквально отпихивать от носилок, но тот упорно цеплялся за дверь, намереваясь ни на секунду не оставлять Тома.
— Да отпустите дверь, – медбрат отпихнул его от машины. – Вам сюда нельзя!
— Я поеду с ним! – закричал Билл.
— Можно только родственникам, – покачал головой второй работник скорой, он был постарше, и ему было жаль этого худого парня, который выглядел едва ли не бледнее самого раненого. – Посторонним нельзя.
— Он мой муж! – рявкнул Билл во всю мощь своих легких и, отпихнув опешившего медбрата, запрыгнул в машину, мгновенно склоняясь над потерявшим сознание Томасом.