Выбрать главу

Замедленная, часто перегруженная малозначащими сценами и персонажами, эпопея обнаруживала тот главный недостаток, который в свое время подметил Короленко в этюде "Суд", - несоответствие между содержанием и размерами произведения. И это несоответствие дает себя знать при всей убедительности многих образов и ситуаций, позволяющих читателю представить русское общество перед первой мировой войной.

Следует отметить, что в бурном непрекращавшемся потоке критики, обрушившемся на П. Романова, "Русь" пострадала меньше всего. Видимо, некоторых всё же останавливала масштабность книги. Так что, пожалуй, в отзывах на роман в прессе 20-х годов преобладали положительные оценки.

"Русь" - книга подлинной литературы, которая своей традицией имеет романы Льва Толстого, Гончарова... Надо отметить, что наиболее типичные черты уездной помещичьей жизни накануне войны 1914 г. им запечатлены очень выразительно", - отмечал Ю. Соболев3.

Л. Войтоловский, указав, что "Русь" "воскрешает в памяти" приемы и образы Гончарова, Гоголя, Чехова, Л. Толстого, пишет: "Повесть П. Романова не работа безграмотного продолжателя, не любительская копия, а художественно сделанное полотно, где голоса и краски прошедшего крепко спаяны и неразрывно слиты с людьми живой современности. Перед нами сочный барский усадебный быт... Во всяком случае это недоконченное выступление П. Романова надо признать более значительным и ценным, чем законченные творения многих других авторов"4.

1 Горбачев Г. Современная русская литература. Л., 1929. С 129.

2 Там же.

3 Жизнь, 1925, № I. C.423.

4 Красная новь, 1924, № 6. С.351-354.

А вот отзыв о Романове как авторе "Руси", принадлежащий В. Ф. Переверзеву, критику, весьма скупому на похвалы: "...данные у автора есть, он умеет рисовать типичные характеры твердым четким рисунком, напоминающим мастеров гоголевской школы; он знает секрет простой, но крепко слаженной композиции, давно утерянный беспозвоночными писателями эпохи импрессионизма"1.

Стоит напомнить и об отзыве А. Луначарского о первой части "Руси": "При чтении ее встают в памяти образы, положения, черты и события, занесенные уже на полотно кистью наших великих классиков. Самый стиль напоминает то Гончарова, то Тургенева"2.

"Он явным образом прошел через школу наших классиков..." - соглашается и И. Федоров (И. И. Скворцов-Степанов), который в целом роман считает вредным, написанным с враждебных революции позиций3.

1 Печать и революция, 1924, N2 5, с. Л 38.

2 Известия, 1922, 22 марта, № 65, с.З.

3 Предреволюционная Россия в отображении Фирса. Известия, 1926, 11 июня.

Разнобой в подходе к роману, в его оценке, в характеристике его персонажей и авторской концепции, помимо всего прочего, свидетельствует о том, что "Русь" - явление не однозначное. Как течение самой жизни, даже одни и те же ее коллизии вызывают различные оценки у разных людей, так и эта эпопея, в которую Романов хотел вместить огромный кусок жизни, по возможности не давая никаких оценок происходящему, вызывает разное к себе отношение.

Очевидно, и до сих пор ключ к романовской эпопее не найден. Блестящие находки, замечательные страницы, посвященные русской природе, живо, ярко написанные отдельные эпизоды и рядом - тягучие, вялые описания банальных чувств и взаимоотношений.

Но!

Как не раз бывало в истории: ищешь Индию - находишь Америку.

На подступах к "Руси" Романов создал несколько десятков рассказов, долженствовавших служить этюдами для эпопеи. Они-то и стали открытием и вкладом Романова в русскую литературу, той неизгладимой бороздой, о коей грезил писатель.

Каждый большой художник, говорил Лев Толстой, создает и новую форму произведения. В подтверждение своей мысли он назвал "Мертвые души" Гоголя, лермонтовского "Героя нашего времени", "Записки из мертвого дома" Достоевского, тургеневские "Записки охотника", "Былое и думы" Герцена. Каждая из этих книг действительно отличается необычностью построения, новизной повествовательной формы.

Сегодня, по прошествии полувека после смерти Романова, можно смело сказать, что он большой художник ("большое видится на расстоянии").

Романов как крупный художник создал свою, новую форму - небольшой рассказ, миниатюру, где автор совсем не виден, где говорят персонажи, и их голоса воссоздают и человеческие характеры, и эпоху.

И речь персонажей, и авторская речь чрезвычайно просты, и кажется, что это вовсе не рассказ читаешь, а воспринимаешь кусочек жизни.

Композиционно большинство рассказов Романова построены одинаково, фабула их проста. События в них разворачиваются в короткий отрезок времени, и, как правило, мы о них узнаем из диалога. Но это цельное законченное произведение, лаконичное и емкое по содержанию, чрезвычайно обобщенное и вместе с тем поражающее своей конкретностью, богатством интонаций. Даже не прибегая к выразительному определению, эпитету, Романов достигал замечательных эффектов.

Рецензенты нередко упрекали Романова в приверженности к анекдоту, тем самым стремясь как-то умалить значимость его творчества. Но что такое анекдот? Анекдот - это лаконичная фольклорная художественная форма, преобразованная сказка (поэтому для анекдота характерны бродячие сюжеты, кочующие из эпохи в эпоху, из страны в страну), в которой чаще всего сатирически заостренно воспроизводится злободневная ситуация с фиксацией типических и особенных черт. Если подходить с этих позиций, то, несомненно, надо признать, что у Романова есть рассказы на уровне анекдота, и это, конечно же, достижение, поскольку до этого уровня поднимается в своем творчестве далеко не каждый писатель.

В сатирических и юмористических миниатюрах Романов старался поведать правдивые и занятные истории о людях в самых разнообразных житейских ситуациях и прибегал при этом к самому доступному, разговорному языку. "Когда я пишу, я всегда думаю, чтобы меня понял самый бестолковый человек", - сказал однажды Романов литературоведу Н. Фатову.

Помимо многочисленных рассказов, юмористических и психологических, Романов напишет еще несколько крупных произведений, в том числе замечательный роман "Товарищ Кисляков" (1930), за который будет подвергнут критическому огульному шельмованию. Погромная критика обрушилась и на роман "Собственность" (1933).