Как в прошлом, так и в нынешнем столетии в польской историографии был только один исследователь, который выступил со своей собственной норманистской концепцией. К. Кротоский пересмотрел принятый ранее взгляд на отношения между лехитами и поляками. По его мнению, племя лендицов (лехитов), жившее в районе Гоплы и Варты, было завоевано полипами, пришедшими с Днепра под предводительством русоварягов, которые ушли от Олега (882 г.); от них и пошло название современной Польши[50]. Эта гипотеза, заполнявшая пробелы в сведениях источников фантастическими комбинациями, была единодушно отвергнута всеми польскими историками[51].
В то время, когда Кротоский опубликовал свою статью, наступил второй этап в развитии норманизма, на этот раз инспирированный некоторыми немецкими исследователями[52]. Первым выдвинул новую концепцию Р. Хольцман; взяв за исходный пункт второе имя Мешко I — Дагон или Даг (по мнению автора, от скандинавского Dagr), он сделал вывод о скандинавском происхождении династии и утверждал, что датчане под предводительством Дага высадились в устье Одры, завоевали малые славянские племена между Одрой и Вислой и основали центр государства около Познани и Гнезна[53]. Гипотеза, не подтвержденная сведениями источников, кроме якобы скандинавского и требующего более тщательного исследования второго имени Мешко I, о захвате в Польше власти норманнами не заслуживала бы даже обсуждения, но попала на благодатную почву в тех кругах, которым пришлось не по вкусу образование Польского государства (1918 г.), включившего территории, па которых оно формировалось еще в X в.; эта гипотеза служила историческим аргументом для обоснования мнения, что поляки с самого момента зарождения своего государства были лишены организационно-государственных способностей и поэтому их восстановленное ныне государство не может быть устойчивым. Эту гипотезу сразу поддержал Л. Шульте[54], тогда как немецкий историк А. Хофмейстер[55] высказал возражения против нее. Статья же Кротоского подтолкнула к дальнейшим норманистским домыслам, в особенности генеалогическим, обосновывавшим скандинавское происхождение некоторых знатных родов[56].
На более обширном сравнительном фоне, учитывая деятельность норманнов на значительной территории Европы в раннем средневековье, эту концепцию развил в нескольких статьях А. Браккман[57]. Он признавал недостаточность таких аргументов, как употребление в Польше скандинавских имен, появление которых можно приписать не норманнскому завоеванию, а политическим контактам со скандинавами; оп искал подтверждения норманнской теории в скандинавском, как он считал, характере польских государственных институтов[58]. Он полагал, что славянские народы в пору формирования государства (VIII – начало XI в.) не были к этому готовы, что они не достигли соответствующего экономического и культурного уровня. Истоки государственной организации поэтому надо искать во внешних импульсах[59]. Из этого следовало, что в Польше и па Руси государства могли быть созданы только норманнами.
Сознавая недостаточность письменных источников, сторонники норманнской теории обратились к неписаным свидетельствам, долженствующим подтвердить экспансию викингов на польских землях: они сравнивали материалы археологических раскопок, по их мнению, скандинавского происхождения па южном берегу Балтики и в глубине континента[60], собирали топонимику польских земель со следами скандинавского происхождения, указывали на скандинавское звучание имен некоторых ободритских князей (кстати, находившихся в тесных контактах с соседней Данией) и т. п.[61] Не будем здесь анализировать обширную литературу, которая появилась в последние годы перед войной и во время второй мировой войны и которая была подробно освещена А. Браккманом в 1942 г.[62] Не будем останавливаться также на вопросе о так называемых «остаточных германцах» (остатках германского населения эпохи переселения народов), которые якобы должны были сыграть важную организационную и культурную роль па землях западных славян в качестве господствующего класса и т. п.[63] Как показала польская и отчасти немецкая критика[64], эти выводы опирались на проблематичный археологический материал. Что «остаточные германцы» не могут приниматься во внимание как фактор в генезисе Польского государства, признавал и А. Браккман[65]. Против существования остатков германских народов на землях западных славян говорят также результаты немецких археологических исследований, показывающие отсутствие древней германской колонизации, а также разрыв между ними и позднейшей волной славянской колонизации[66]{9}.
51
52
Обзор этой проблемы в немецкой литературе дал А. Браккман (
55
В рецензии на книгу Л. Шульте А. Хофмейстер скептически высказался о норманнском происхождении Мешко I (HZ, 1919, Bd. 120)
56
Вслед за К. Кротоским, но не ссылаясь на него, пошел Ф. Хейдебранд, указывая на норманнское и особенно "русско-варяжское" происхождение некоторых польских знатных родов (Неу debrand der Lasa F. v. Peter Wlast und die nordgermaniscnen Beziehungen der Slaven. — ZVGAS, 1927, Bd. 61, S. 247–278;
57
60
61
Особенно Р. Экблум (
63
64
Kostrzewski J. Słowianie i Germanie na ziemiach na wschód od Łaby w 6–8 w. — PA, 1946, № 7, s. 28;
65
66
Так, Е. Шульдт пришел к выводу, что германское население в Мекленбурге (англы и саксы) в V в. ушло оттуда, хотя некоторые остатки его еще обнаруживаются в VI в., а в конце VI в. исчезают вовсе. Автор не утверждает, что переселение славян началось непосредственно после ухода германского населения, однако полагает, что они в этой стране были уже в VII в. (