Прежде всего, надо внести поправку в утверждение Браккмана, будто славяне в период образования раннесредневековых и средневековых монархий не созрели для создания государства собственными силами; эта мысль у автора, недостаточно знакомого с внутренним развитием славян, возникла, очевидно, из оценки кризиса, который пережила польская монархия после смерти Болеслава Храброго[78]. Однако это было временное явление: политическая мощь Польши па какой-то момент заколебалась, воцарилась анархия; сам же факт быстрого преодоления кризиса (медленнее всего — в Мазовии) убедительно свидетельствует, что в Польше имелись условия не только для существования государства, но и для создания государства централизованного. Политическая раздробленность, которая наступила позднее, в XII и XIII вв., означала изменение только формы государственности (кстати, аналогичной феодальной раздробленности в западных странах). То же самое можно сказать и о других славянских странах: IX и X вв. являются периодом повсеместной кристаллизации раннефеодальных государств в отличие от VI–VII вв., когда создаваемые государственные образования (королевства Боза{10}, Само{11}) не были стабильными. С этой точки зрения для объяснения генезиса славянских государств нет нужды апеллировать к решающему влиянию внешних факторов.
Главный довод в пользу норманнского влияния на Польшу (и соответственно норманнского происхождения Польского государства) А. Браккман видел в характере строя, созданного, как он думал, усилиями Мешко I. Основываясь на положении С. Кутшебы, он считал определяющей чертой централизацию власти в руках правителя, ставшего абсолютным государем[79]. Эту же черту он признавал основной для всех норманнских государств, созданных как на западе (в Нормандии, Южной Италии, Англии), так и на Руси[80]. Однако мы не можем согласиться с мнением, что норманны-завоеватели перенесли свое местное право в Италию и Англию и создали идеальный тип средневекового феодального государства[81]. Даже в Англии, в пределы которой скандинавы (в основном датчане) вторгались начиная с IX в., размеры их влияния на правовые институты не совсем ясны[82]. Поэтому и воздействие норманнов на тенденции к централизации без учета местных особенностей развития в соответствующее время нельзя считать равноценным во всех странах.
Приведенные выше наблюдения полностью ускользнули от внимания автора; более того, его взгляды претерпели эволюцию, которую трудно признать удачной. В опубликованной в 1932 г. статье он поставил вопрос так: развились ли тенденции к усилению государственной власти в Германии (XII в.) под влиянием античного представления о государстве или в основе их были примеры норманнских государств[83] — и пришел к выводу, что тенденции к централизации, проявляющиеся как в норманнских государствах (вне Скандинавии) X–XI вв., так и в немецких политических центрах XII в. были закономерным проявлением общественного развития того времени[84]. А в статье, написанной позднее (1936 г.), он уже не сомневался в решающем значении норманнского влияния на развитие централизаторских тенденций в Германии[85], если же эти тенденции в Европе вначале затормозились, то причиной тому, по его мнению, послужили упадок норманнского государства в Южной Италии, а затем франко-английские войны XIII–XV вв.[86] Эта эволюция взглядов Браккмана объясняет и опубликованную в 1934 г. статью о начале Польского государства, в которой автор признал централизованную власть специфической чертой норманнских государств и тем обосновывал норманнскую теорию применительно к Польше.
80
Ibid., S. 340, 133. Мы не рассматриваем здесь специфических черт норманнских государств, описанных автором, поскольку эти детали не существенны для нашего главного вывода.
82
У. Стаббс не придавал датскому завоеванию большого значения в развитии государственного строя Англии (Stubbs W. The Constitutional History of England, vol. 1. Oxford, 1875, p. 197–203). Эта точка зрения была поддержана, хотя и не целиком. Так, С. Б. Краймз говорит о непрерывности англосаксонского развития (Chrimes S. В. English Constitutional History. Oxford, 1948, p. 72). Зато Ф. Стентон считал, что скандинавское влияние недооценивалось (Stenton F. М. Anglo-Saxon England, 1950, p. 704).
84
"В непосредственном влиянии одного государства на другое не было недостатка, но вообще в различных странах происходило параллельное развитие под влиянием определенного "духа времени"". (Ibid., S. 354.)