Читать онлайн "Русь и норманны" - Ловмянский Генрик - RuLit

Нет сомнения, что это известие не содержит еще происходящих из Новгорода и введенных в летопись лишь Никоном сведений о Рюрике и его братьях[383]. В Киеве, видимо, не знали предания о Рюрике, как свидетельствует «Слово» митрополита Иллариона, который, называя предков Владимира Святославича, не мог не упомянуть первого из них в Русской земле, если бы знал о нем[384]. Шахматов с некоторым колебанием признавал[385], что первоначальный текст содержал упоминание только трех местных племен, дополненное затем четвертым — чудью (согласно новгородскому источнику). Это предположение, хотя и убедительное с точки зрения истории текста, не представляется единственно возможным, поскольку новгородский источник в первую очередь назвал бы приморское племя водь, которое по своему географическому положению должно было принимать участие в описанных событиях и которое новгородская летопись упоминала уже под 1069 г.[386] Упоминание же неопределенной чуди новгородским источником не представляется правдоподобным. Более понятно, что в Киеве, где хуже ориентировались в этнических отношениях па севере[387], водь и, может быть, весь были определены понятием «чудь», которое в Новгороде прежде всего ассоциировалось с предками современных эстонцев^{82}. С этой поправкой, т. е. поместив чудь рядом со словенами, кривичами и мерей, реконструкцию Шахматова можно в принципе принять.

Использование проанализированного текста Как исторического источника сопряжено с большими трудностями, поскольку существует разрыв между временем его записи и событиями, о которых в нем говорится, — первыми нападениями варягов, предпринятыми со стороны Финского залива против прибрежной води и живших рядом финских и славянских племен. В протографе исследуемого известия не было точных датировок: «Повесть временных лет» поместила этот текст в пространном рассказе под 859 и 862 гг.[388] В действительности экспансия началась раньше, поскольку уже в 839 г. шведы, согласно «Вертинским анналам», должны были находиться на русской службе. Таким образом, между событиями и их записью прошло 200 лет или даже больше; возможно ли, чтобы на Руси — и в Киеве — сохранилась память о таких давних событиях? Не является ли известие скорее вымыслом летописца или литературной реминисценцией?

Прежде всего надо исключить возможность литературного источника для исследуемой записи. Позднейшая ее переработка, как утверждал Л. В. Черепнин, благодаря историографическим дополнениям, сделанным в новгородской среде, приобрела облик легенды о призвании варягов на Русь и носит следы литературной обработки[389]. В ней автор дал первоначальное описание событий, причем не видно, чтобы он располагал документальной основой; скорее всего, он черпал известия из киевской устной традиции. Скептически оцениваем мы и поздние, изобилующие подробностями рассказы скандинавских саг о подвигах викингов; здесь же, в «Повести временных лет», мы скорее имеем не эпическое повествование, славящее дела богатырей, а деловое, связное описание неблагоприятных для Руси событий. Киевской традицией об отношениях с варягами нельзя пренебрегать, учитывая северное происхождение династии, а также деятельность ее представителей в Новгороде. Перед переходом на киевский престол в Новгороде правили Святослав, Владимир и Ярослав, а Игорь и Ольга активно действовали на севере. Трудно даже допустить, чтобы, например, Владимир и Ярослав совершенно не знали истории давних отношений Новгорода с варягами, помощь которых так охотно использовали. Другое дело, что надо считаться с модификацией традиции под влиянием позднейших событий и отношений. Попробуем теперь определить степень «историчности» отдельных фактов, содержащихся в анализируемой записи.

Первый факт — это принуждение четырех северных племен платить дань варягам. Заслуживающих доверия известий о реальной выплате дани новгородцами заморским варягам не сохранилось[390], еще менее это правдоподобно после вступления Новгорода в состав сильного Древнерусского государства[391]^{83}. В более позднее время новгородцы по собственной воле собирали деньги для оплаты наемных варяжских отрядов, например в 1018 г., желая поддержать своего князя Ярослава Мудрого[392]; сомнительно, чтобы события такого рода, еще свежие в момент записи исследуемого известия, внушили мысль о дани, выплачиваемой, наоборот, за море. Достоверность описываемого факта, как представляется, подтверждает сравнительный материал Западной Европы. В первой половине IX в. экспансия варягов носит характер прежде всего грабительский; они становятся истинным бедствием приморских стран и территорий по берегам рек. Завоевания во Фризии и Ирландии имеют минимальные размеры, зато с начала IX в. проявляется тенденция вымогать выкупы или дани с подвергавшихся нападениям народов, которые платили денежный выкуп, чтобы оградить себя от убийств, грабежа и поджогов. Так, в 810 г. датский король Годфрид (Готрик) опустошил острова у побережья Фризии, высадился на континенте и вынудил фризов заплатить дань[393]. После внезапной смерти этого короля датский натиск временно ослаб. Учащаются записи о данях, выплачиваемых норманнам терроризируемыми народами, во второй четверти IX в. Например, в 836 и 837 гг. викинги нападали па Фризию и каждый раз получали дань или «чинш»[394]. Иногда выкуп, выплачиваемый пиратам, достигал значительных размеров. Когда в 845 г. норманнские ладьи поднялись по Сене, опустошая ее берега, до Парижа, Карл Лысый, чтобы склонить нападающих к уходу, не остановился перед выплатой 7 тыс. фунтов серебра[395]. Известно об уплате выкупа в Бретани в 847 г.[396]; в то же время ирланды согласились на уплату норманнам постоянной дани[397]. О том, что шведы также принуждали к уплате выкупа или дани в середине IX в., известно из рассказа Римберта о походе короля Олава на куршей[398]. Итак, в свете приведенных данных известие о том, что шведы обложили данью северные, финские и славянские племена, приобретает достоверность, что, однако, не должно означать какой-то постоянной зависимости от варягов. Если шведы не смогли подчинить себе куршей на длительное время, то тем менее вероятен их еще больший успех на обширных северных территориях. В дани, о которой сообщает исследуемая запись, надо видеть, вероятно, выкуп или разовый платеж при отдельных разорительных набегах, как это было в Куронии, а также на Западе. Ареал этой агрессии мог охватывать водь и весь, вероятно, словен па близком Ильмене, а также кривичей в окрестностях Изборска и Пскова, куда варяжские отряды добирались по реке Нарве и Чудскому озеру. Более загадочно упоминание племени меря, жившего в верховьях Волги около Ростова. Если шведские «находники» (я говорю не о купцах) действительно добирались сюда, то, очевидно, использовали торговые пути^{84}. Однако вероятнее, что это были отзвуки давней зависимости Ростовской земли, где жило племя меря, от Новгорода[399]. Размеры дани, если верить известию, были скромными (по веверице с дыма) и не свидетельствуют об установлении полного господства нападающих. Это был выкуп, платимый, как и на Западе, во избежание разорений. Если рассмотренные данные не позволяют сделать вывод об установлении варяжского господства, то тем более они не свидетельствуют о захвате власти над местным населением, создании государственных институтов и т. и.