Итак, известие о древнейших отношениях с варягами, видимо, свидетельствует о варяжских нападениях па северные финские и славянские племена в первой половине IX в., о попытках брать выкуп или дань с местного населения, может быть, и о попытках создать базу в Ладоге (кстати, ликвидированную), наконец, о возможности мирного проникновения норманнов в среду местного населения, вероятнее всего, в процессе торговых контактов.
Другое летописное известие, касающееся Смоленска, звучало в древнейшей форме, по реконструкции Шахматова, следующим образом:
«И бысть у нихъ кънязь именьмъ Ольгъ, мужь мудръ и храбръ. И начаша воевати вьсюду и палезоша Дънепръ реку и Смольньскъ градъ»[410].
Реконструкция в этом случае не вызывает сомнений, поскольку Новгородская первая летопись содержит этот текст лишь с небольшими изменениями[411]. В сравнении с предшествующим это известие касается поры более близкой, скажем, конца IX в., т. е. на какие-то 150 лет удаленной от времени записи. При этом деятельность Олега охватила Киев и события приблизились к киевскому центру летописания не только во времени, но и в пространстве. Поэтому существовало еще больше возможностей почерпнуть из традиции подлинные детали. И все же это известие не отличается точностью. Источник выводит Олега с севера, где он правил; однако примечательно, что его столица не названа, хотя Олег должен был иметь главный город, если осуществлял княжеские функции; более того, в самом источнике часто упоминаются названия городов: Смоленск и далее (кроме Киева и Царьграда), Новгород, Псков, Пересечень, Искоростень и т. п.[412]; отсутствие названия столицы Олега не находит объяснения. Трудно поверить, чтобы источник не упомянул в этом контексте Новгорода, если бы, по традиции, Олег имел в нем главный центр власти. И еще одна деталь может указать па то, что помещение Олега в Новгород произошло под влиянием более поздних историографических комбинаций, в которых, между прочим, была установлена связь Олега с Рюриком, а Рюрик посажен в Новгороде[413]. Речь идет о месте захоронения Олега. По древнейшей редакции летописи, реконструированной Шахматовым, Олег умер от укуса змеи за морем[414]. Эта легенда (но не редакция) киевская. В то же время северная редакция (при участии Никона) сообщает, что могила Олега находится в Ладоге[415]. Истинность этой информации{89} не вызывает сомнений[416]; правда, позднее в самом Киеве показывали две могилы этого князя: одну на Щековице, известную уже по «Повести временных лет», другую около Жидовских ворот[417], но эти легендарные, противоречащие исторической действительности вымыслы о захоронении князя вне его столицы станут понятны, если учесть популярность Олега. Если Олег умер па севере и был похоронен не в Новгороде, а в Ладоге, не является ли это указанием па его тесную связь с этим городом, а не Новгородом? Ладога была важным торговым центром, каким позднее стал Смоленск. Эти данные не дают основании согласиться с летописью, что Олег двинулся с севера на юг как завоеватель. В летописной трактовке скорее видны отзвуки позднейших событий времени Владимира и Ярослава, которые завоевали Киев из Новгорода. Тогда вызывают сомнение слова «начата воевати всюду». Прибытие Олега в Смоленск определяется словом «налезоша», что может означать в равной степени и «захватили» и «нашли»[418], — может быть, летописец не решался употребить более определенное выражение, не находя подтверждений в традиции о Смоленске{90}. Наши наблюдения приводят к выводу, что утвердившееся в научной литературе, благодаря летописным комбинациям и позднейшим посягательствам на Киев с севера, мнение о первоначальном правлении Олега в Новгороде и его походе на Киев как завоевательном, хотя и во главе по большей части славянского войска, сомнительно. Ничто, однако, не мешает признать упоминание о смоленском этапе деятельности Олега отражением традиции, подлинность которой подтверждается отсутствием аналогий в более поздних событиях. Из анализа источников возможно предположение, что Олег происходил из важного и более древнего, чем Смоленск, торгового центра, каким была Ладога (в которой он и был похоронен), а потом перешел в Смоленск[419], который вскоре (в начале X в.) превратился в еще более важный центр Руси. Отсюда вытекает, что к Киеву его толкали торговые цели. С этой точки зрения он скорее напоминал Само, а не Свена Вилобородого или Кнута. Не отражением ли торговых интересов Олега стало упоминание в традиции (которой мы скоро займемся) взятия Киева, по прибытии в который его люди выдали себя за купцов{91}. Торговые интересы продолжали занимать его и в Киеве, ими определились походы на византийские владения и договор, заключенный с Византией. Этот князь имел скандинавское имя, но трансформировавшееся под славянским влиянием[420], что свидетельствует об ассимиляции, вероятно, уже не первого поколения скандинавов в славянской среде.
411
"И бысть у него [Рюрика] воевода, именемъ Олегъ, муж мудръ и храборъ. И начаста воевати, и налезоста Днепр реку и Смолнескъ град". — НПЛ, с. 107. "Воеводой", который не принадлежал к правящей династии, вместо первоначального "князь" называет Олега только свод 1093 г. (
413
Первая новгородская летопись еще не сажает Олега в Новгороде, называя его лишь воеводой Рюрика, правящего в Новгороде. Более определенна "Повесть временных лет", которая говорит о передаче Рюриком "княжения" Олегу, а также называет среди воинов Олега славян (ПВЛ, ч. 1, с. 20. Ср.:
414
415
"И иде Ольгъ Новугороду и отътуда въ Ладогу, есть могыла его Ладозе" (
418
419
Мое предположение о пребывании и деятельности Олега в Смоленске имеет слабую сторону, так как этот город отсутствует в списке "Повести временных лет" (907 г.) городов, зависимых от Киева. — Łowmiański H. Początki Polski, t. 5, s. 208).
420
О том, что оно имело славянскую форму ужо в IX–X вв., говорит договор с Византией 911 г. (ПВЛ, ч. 1, с. 25). Первоначальная форма у славян, очевидно, была