Русь и норманны

^{99}. Иное дело па Руси; здесь край гораздо более обширный, поскольку государство занимало около 1 млн. кв. км, с гораздо меньшей плотностью населения (4,5 млн. жителей), и более лесистый, особенно на севере, откуда могло идти завоевание. Не менее существенное значение имела транспортная (речная) сеть края, выходящего на берега Балтики только северными окраинами в районе устья Невы. В этих условиях следовало бы ожидать, что государство, основанное норманнами, будет иметь свою главную политическую базу и одновременно центр экспансии на севере, если не в Ладоге, то в Новгороде, в то время как центр государства возник в Киеве[466] в другой части восточнославянской территории, па расстоянии около 1000 км от Ладоги и на таком же от устья Двины (через Смоленск). Внутри страны варягам могла облегчить передвижение система рек, однако завоевание края с судов на практике было невозможно; в Англии мореплаватели, прибыв на остров, на месте обзаводились лошадьми и предпринимали конные захватнические походы^{100}. Представляется справедливой точка зрения[467], что на Руси походы в ладьях организовывались в основном против дальних соседей: в Византию, на Каспийское море, против булгар (волжских)[468], в Мазовию[469]; во время местных войн чаще проводили конные или пешие походы[470]^{101}. Святослав еще ребенком выступил против древлян во главе конницы, и он был прекрасным наездником[471]. Очевидно, конница принимала участие в межкняжеских войнах[472], а Владимир, готовя поход из Киева на Новгород, приказал: «требите путь и мостите мостъ»[473], не рассчитывая на водный днепровский путь. Итак, географические условия в раннесредневековых славянских странах (где населенные местности являлись как бы островами среди моря межплеменных пустошей, покрытых лесом и болотами) облегчали оборону и затрудняли агрессию; кроме использования естественных условий в форме засек или валов для оборонительных целей, население укрепляло край сетью городов, и не зря Русь получила в рунических надписях и сагах название «страны городов», Гардарики^{102}. Это были труднопреодолимые препятствия даже для противника, имеющего безусловный технический и численный перевес; ведь Германской империи потребовались долгие столетия, чтобы овладеть землями северозападных славян, которые не смогли создать сильной политической организации. Только колонизация межплеменных лесов, начатая в период раннефеодальной монархии и продолженная в период феодальной раздробленности, привела к существенным изменениям в условиях ведения войн. Непонятно, каким чудом смогли бы варяги на протяжении нескольких десятилетий не только захватить путь Ладога — Новгород — Смоленск — Киев, по и подчинить прилегающие земли власти одного политического центра — Киева. Норманисты издавна пытались объяснить эту загадку старой концепцией об отсутствии политического честолюбия у славян, которые якобы охотно признавали всякую чужую власть, чтобы иметь условия для мирного существования; таким образом, норманнские завоеватели не встречали якобы отпора со стороны покорных славянских пахарей, «лапотников»[474]. Это мнение противоречит по меньшей мере ходу политических событий па западной границе славян, где они оказывали упорное сопротивление немецким феодалам; так же и восточнославянские племена в длительной борьбе обороняли свою политическую независимость от нападений извне. Мы уже приводили летописное известие о борьбе киевлян с древлянами и уличами; можно назвать и другие, более поздние случаи сопротивления, на которое наталкивались киевские князья в своих попытках завоевать отдельные племена[475]. «Повесть временных лет» считала правилом зависимость восточнославянских племен от Киева, установленную путем завоеваний, и даже приписала Олегу ряд побед, быть может, не всегда в соответствии с исторической действительностью[476]. Однако в принципе концепция этого источника о становлении киевской монархии при посредстве завоевания представляется частично верной, по очевидно при этом, что Киев обязан своими успехами не столько военному превосходству, сколько политике местной знати, которая, хотя бы в отдельных землях, отказывалась от самостоятельной политики, желая создать государственный аппарат с помощью Киева[477]. Там, где знать не соглашалась покориться, борьба с Киевом приобретала длительный и ожесточенный характер, свидетельствующий о воинственности восточнославянских племен. Такого типа борьбу, связанную с формированием раннефеодального государства, иллюстрирует летописный рассказ о Добрыне, который, увидев, что все болгарские пленные в сапогах, сказал своему племяннику Владимиру Святославичу: «Сим дани намъ не даяти, пойдемъ искать лапотниковъ»[478]. Крестьяне, которые шли на войну в лаптях и не имели хорошего вооружения, были также лишены собственной организации, поэтому решающее значение в борьбе отдельных племен с центром формирующейся раннефеодальной монархии имела дружина. Но было бы ошибкой говорить на этом основании о «покорности лапотников», об отсутствии воинственного духа у славян или пренебрегать участием в борьбе, особенно с иноземными захватчиками, широких масс населения. Этому взгляду противоречат источники, сообщающие о восточных славянах и об ожесточенной борьбе за свободу у западных славян, о чем говорят немецкие хронисты, в особенности Видукинд[479].

466

Пашкевич утверждает, что столицей Руси в первой половине X в. был Новгород, и только в середине века столица была перенесена в Киев (Paszkiewicz H. Op. cit., p. 161, 171); при этом он ссылается на сведения Константина Багрянородного, который якобы называет Святослава Игоревича, сидящего в Новгороде, князем Руси. Автор в этом случае стал жертвой ошибочной интерпретации, может быть, не слишком точного английского перевода. Греческий текст не оставляет сомнений, что, по Констинтину, князем Руси был Игорь, а его сын Святослав правил в Новгороде (Constantine Porphyrogenitus, cap. 9). Поэтому Новгород не был столицей Руси. Из дальнейшего текста Константина Багрянородного без сомнения вытекает, что главным центром Руси был Киев, в котором русь, как правящая верхушка, пребывала летом, а в октябре выезжала в зависимые от нее земли, и возвращалась в Киев в апреле, после ледохода на Днепре. Обращает внимание, что император говорит о пребывании Святослава в Новгороде в прошедшем времени; это может свидетельствовать о том, что об этом факте император узнал при заключении русско-греческого договора 944 г., а в момент написания труда не был уверен, действительно ли Святослав еще правит в Новгороде.

467

Рыбаков Б. А. Военное дело (стратегия и тактика). — История культуры Древней Руси, т. 1. М.-Л., 1948, с. 400.

468

Шахматов А. А. Разыскания… с. 557. ("Иде Володимеръ на Българы… въ лодьях, а Торъки берегомъ приведе на конихъ…" — ПВЛ, ч. 1, с. 59.)

469

Шахматов А. А. Разыскания… с. 623; ПВЛ, ч. 1, с. 103.

470

Очевидно, бывали исключения: воевода Претич на ладьях прибыл на помощь осажденному печенегами Киеву (ПВЛ, ч. 1, с. 48. — 968 г.).

471

Шахматов А. А. Разыскания… с. 544, 546; ПВЛ, ч. 1, с. 42.

472

Например, борьба Ярополка с Олегом (Шахматов А. А. Разыскания… с. 551; ПВЛ, ч. 1, с. 53).

473

ПВЛ, ч. 1, с. 89.

474

Brückner A. Dogmat normański, S. 674.

475

Как пример можно привести длительную борьбу киевских князей с древлянами. Она началась, по древнейшей летописи, еще до Аскольда и Дира, продолжалась в X в. Игорем, который был ими убит, как позднее писал Лев Диакон, ошибочно называя древлян германцами (Leonis Diaconic Caloënsis Historiae libri decem, VI, 11, PG, t. 117, 1828), и закончилась после его смерти победой Ольги над древлянами (Шахматов А. А. Разыскания… с. 544). Вокруг борьбы с древлянами был создан цикл легенд о мести Ольги за смерть мужа (ПВЛ, ч. 1, с. 40–43). Менее громкой из-за отдаленности Киева, но может быть более упорной была борьба с вятичами. Первым их подчинил Киеву Святослав, но после его смерти они без сомнения разорвали эту связь, поскольку Владимир Святославич должен был их завоевывать снова (Шахматов А. А. Разыскания… с. 547, 556; ПВЛ, ч. 1, с. 58). Хотя летописи молчат о ходе дальнейшей борьбы Киева с вятичами, без сомнения, она продолжалась еще долго; Владимир Мономах в своем "Поучении" вспоминает о походах против этого племени. Так же Владимир завоевал радимичей (Шахматов А. А. Разыскания… с. 556; ПВЛ, ч. 1, с. 59), хотя киевские князья еще перед этим должны были распространить на них свою власть из-за того, что их поселения располагались на днепровском пути. Правдивость этого известия иногда несправедливо отвергается на основании того, что они были завоеваны Олегом; это возможно, но, очевидно, после смерти Святослава радимичи, как и вятичи, вышли из-под власти Киева. Наконец, перед эпохой викингов славянские племена яростно сопротивлялись кочевникам, как показывают исследования Г. Ф. Корзухиной, опирающиеся на интерпретацию археологических материалов, особенно кладов, очевидно скрываемых населением перед хазарскими наездами (Корзухина Г. Ф. К истории среднего Поднепровья. — СА. 1955, т. 22, с. 61–62).

476

ПВЛ, ч. 1, с. 20; Шахматов А. А. Разыскания… с. 395.

477

Аналогичное явление можно наблюдать, например, в отношении Новгорода и таких подвластных ему финских племен, как емь (Шаскольский И. П. Емь и Новгород в XI–XIII вв. — Ученые записки ЛГУ, 1941, вып. 10, с. 107).

478

ПВЛ, ч. 1, с. 59; Шахматов А. А. Разыскания… с. 175.

479

Grundmann H. Freiheit als religiöses, politisches und persönliches Postulat im Mittelalter. — HZ, 1957, Bd. 183, S. 34.