Норманисты, хорошо знакомые с русскими источниками, такие, как А. Куник, высказали суждение о меньшей храбрости славян, в особенности четырех племен, зависимых от хазар (полян, радимичей, северян, вятичей), по сравнению с норманнами[480]. Но и это мнение вызывает серьезные сомнения: «зависимость» от хазар никоим образом нельзя представить в виде татарского ига; она не носила — судя по сведениям источников — правового и политического характера, а состояла в выплате небольшой дани типа поздних «посольских даров». Выяснилось также[481], что военное преимущество норманнов на севере состояло в географическом положении их местожительства и в навигационных способностях; следует еще прибавить, что они приобрели богатый опыт в подготовке и проведении разрушительных и грабительских нападений. Утверждение же об их большей личной храбрости по сравнению со славянами представляется голословным. Если славяне уступали норманнам в опыте, то бесконечно превосходили их числом, и уже поэтому завоевание восточных славян, рассеянных среди неизмеримых лесных массивов, превышало возможности небольших отрядов, состоящих из нескольких десятков или сотен и в исключительных случаях — тысяч человек. Поэтому ведущие норманисты прошлого столетия, Погодин и Куник, высказались (хотя и нерешительно) против возможности завоевания, признавая, что варяги обосновались па Руси благодаря договору со славянами. По мнению Куника, договор был заключен не только на севере, в Новгороде, но и в Киеве; «Аскольд и Дир со своей небольшой дружиной были сначала слишком для того слабы, чтобы положить основание прочному господству»[482], не говоря о борьбе с хазарами. Им грозила бы опасность уничтожения в результате численного превосходства славян, прежде чем они получили бы помощь из Скандинавии. Куник признает, что киевляне по примеру словен и кривичей договорились с Аскольдом и Диром, видя в этом лучший выход из положения, чем признание власти «азиатского деспота» (аварского хана). В этой концепции есть зерно истины: приглашение на киевский стол Аскольда и Дира произошло по воле славян{103}, хотя автор, идя вслед за «Повестью временных лет», приписал слишком большое значение хазарам. В дальнейшем, согласно Кунику, роль норманнов па Руси возрастает. В походе на Царьград (860 г.) приняли участие русь (по Кунику — норманны, осевшие на Руси), заморские варяги и славяне; автор полагал, что русь составляла в этом войске меньшинство, но он и не утверждал, что славяне находились в большинстве. Наконец, воины русь создали тип «воинской касты», из которой позднее сформировалось служилое дворянство[483]. Таким образом, автор принимал за исходный пункт деятельности норманнов па Руси заключение Договора, а за конечный пункт — захват ими власти в качестве господствующего класса; норманны сыграли роль создателей киевского государства; аналогичное мнение о приходе к власти варягов изнутри высказывал и Ключевский, и многие другие авторы.
Этот вывод вызывает сомнения по двум причинам. Во-первых, он не учитывает роль знати-«мужей» в славянском обществе. Власть фактически была в их руках, без их решительного участия нельзя было прийти к соглашению с норманнами; отстранение от власти местного господствующего класса иноземцами невозможно представить себе без борьбы, а в ней «мужи» имели бы поддержку широких масс общества, которые (как показывают многочисленные примеры), как правило, выступали против завоевателей. Итак, концепция о захвате власти норманнами изнутри фактически представляет модификацию внешнего завоевания; и если мы отвергаем одну, то трудно признать другую, тем более что источники не дают ни прямых, ни косвенных указаний на внутренний норманно-славянский конфликт в Киеве; они свидетельствуют, что деятельность Аскольда и Дира, Олега, Игоря была направлена — кроме организации государственного аппарата и осуществления власти — па борьбу с другими славянскими племенами с целью их подчинения Киеву или на походы в другие страны, Византию, к Каспийскому морю.
482
483