Однако никто из Шуйских так и не был коронован, хотя реальную власть держали патриарх Ермоген (Александр Шуйский) и его братья Дмитрий и Иван.
Тем временем объявляется живой и невредимый Дмитрий, и западные русские земли вновь переходят на его сторону. Войска Дмитрия идут к Москве, знать и народ, как и прежде переходят на его сторону. Ростовский митрополит Филарет (Федор Романов) в Тушине, временной столице Дмитрия, провозглашается патриархом.
Ермоген, желая сохранить власть, сообщает полякам о своей готовности отдать царский венец сыну польского короля Владиславу. Польские войска вступают в Россию. Успех царских войск во главе со Скопиным-Шуйским и вторжение поляков вносят замешательство и разброд в тушинский лагерь. Филарет оказывается в плену у поляков, а Дмитрий бежит в Калугу, где спустя некоторое время он был убит татарами.
В этой ситуации сторонники Шуйских предлагают в цари Скопина-Шуйского, но Дмитрий Шуйский, брат Ермогена и главный претендент на царский венец, естественно, не согласен с этим. Скопин-Шуйский коварно отравлен. В Москве зреет новый заговор, во главе которого стоит Мстиславский, и Шуйские оказываются низложены. Поляки вступают в Москву. К польскому королю отправлены знатные пленники — Дмитрий и Иван Шуйские, а вскоре и патриарх Ермоген.
Однако поляки изгоняются из Москвы народным ополчением под руководством князя Пожарского и Кузьмы Минина. (В этих бурных и неоднозначных событиях российские власти спустя почти четыреста лет разглядят повод для всенародного праздника.) На Земском Соборе казаки силой оружия заставляют собравшихся избрать в цари 18-летнего Михаила Романова, сына тушинского патриарха Филарета, бывшего в это время в польском плену. А на Руси с этого момента, в 1613 году, устанавливается новая династия царей — династия Романовых.
Такая вот история получается, если без красок и подробностей. Тут невольно и удивишься, а мы-то с вами, как выжили в таких условиях? Но борьба за власть — это лишь одна сторона жизни. Люди сеяли, рожали, строили города. И жизнь была богаче, чем это видится на расстоянии веков. И все в ней было так, как было.
ВРЕМЯ — НАЗАД!
Кто управляет прошлым, тот управляет будущим;
кто управляет настоящим, тот управляет прошлым.
Александр Гуц в своей книге «Многовариантная история России» попытался обосновать равные возможности для существования различных вариантов хронологий истории, в том числе и для традиционной. То есть и традиционный вариант истории, и варианты Фоменко, Морозова и любые иные — все они реальны, «но в силу особенности человеческой психики «реальным» воспринимается только один».
Гуц вывел следующие принципы изучения истории.
1. При построении вариантов истории необходимо опираться на заранее сформулированные законы времени, которые ограничивают возможности предлагаемых вариантов и указывают границы их правдоподобия.
2. «При построении нового варианта истории важными становятся ранее отброшенные факты, признанные «баснями», «выдумками», «ошибками современников», а также «толкование неочевидных смыслов», изучение вещей, которые «говорят», но не являются текстом, и новые способы манипулирования источниками». (Этот принцип позаимствован им у Савельевой и Полетаева.)
3. Все различия между вариантами следует относить к достаточно отдаленному периоду истории; настоящее и недавнее прошлое у всех вариантов одно и то же.
4. Варианты древней истории могут радикально отличаться друг от друга, поскольку абсолютно любое историческое событие или факт таят в себе бездну противоречивых деталей. Это делает каждый вариант уязвимым перед критикой, под пристальным взором которой разваливается, казалось бы, выверенная и логически стройная историческая картина.
5. Варианты истории с настоящим, отличным от реального настоящего, — конструировать можно, но это история гипотетических иных Наблюдателей.
И далее следует вывод: «Сформулированные выше принципы и рекомендации многовариантной истории нацелены на порождение ситуации, при которой прошлое предстает в самых различных, несхожих и в чем-то подобных вариантах».
Таких различных вариантов прошлого существует много. Если один из них ликвидировать, заблокировать или каким-либо образом изменить, то настоящее не изменится, так как оно состоит из комплекса «многих прошлых», в сумме и дающих это самое настоящее. Как видите, теория Гуца проста, как все гениальное.
Но Гуц не учел тот факт, что при этом мы имеем дело с приоритетом, явным и подавляющим, одного варианта прошлого — так называемой традиционной историей. А если изменению или ликвидации подвергнется именно этот вариант? Разве наше настоящее не изменится? По Гуцу — нет. Но для меня очевидно как раз обратное. Варианты прошлого не могут быть равнозначны. И, следуя этой логике, необходимо признать, что и варианты, скажем, Носовского—Фоменко, Валянского—Калюжного, вариант вашего покорного слуги также не могут быть равноправными. Получается, что одни варианты более реалистичны, а другие — менее.
Выходом из этого сложного положения может оказаться гипотеза «дерева». Здесь различные варианты прошлого представлены корнями этого дерева, настоящее и совсем недавнее прошлое — его стволом, а наше будущее — кроной. Традиционную версию истории представляет на схеме самый крупный и, пожалуй, самый протяженный корень. Различные альтернативные версии — это все другие, более мелкие корни и корешки. И, кстати, заметьте, все они скрыты во мраке земной толщи, что весьма символично. Наше дерево в случае потери какого-нибудь небольшого корня практически не пострадает. Но что будет с ним, если оно лишится своего главного корня? Эта утрата будет для него весьма болезненной, причем пострадает и сам ствол, то есть наше настоящее.
Но давайте рассмотрим другой, менее радикальный случай. Предположим, что основной корень начинает вдруг засыхать, а вместо него получает развитие другой. Система потоков соков изменится, и при сохранении имеющегося ствола изменится и сама крона. В нашем случае это будет означать, что если мы примем за основу иную версию, чем ныне существующая традиционная версия истории, то при сохранении Настоящего просто изменится наше Будущее. Таким образом, абсолютно верными окажутся слова Д. Оруэлла, приведенные в эпиграфе к данной главе.
Пространство-время, как известно, четырехмерно. Три параметра пространства позволяют нам двигаться в любом направлении, и лишь время необратимо, и оно движется только в одну сторону. То есть один из четырех параметров пространства-времени односторонен, что в какой-то мере является парадоксом. Но признание принципа «дерева» позволяет отчасти «заглушить» этот парадокс.
В самом деле, признавая необратимость времени и выбирая различные модели прошлого, мы тем самым создаем движение в прошлое. При этом универсальные свойства времени не нарушаются.
А. Гуц считает, что «четырехмерное пространство-время, т. е. Мир нашей Вселенной, свернуто в тугую пружину, лежащую в пятимерном гиперпространстве». Пятимерность гиперпространства позволяет существовать различным вариантам Мира. То есть, двигаясь в прошлое в струе своего времени, мы можем достигнуть того прошлого, которое окажется в близком соприкосновении с прошлым иной Реальности. Как только эти прошлые сблизятся, между ними начнут происходить обменные процессы, в конечном итоге «прошлое становится общим».
Идея, конечно, интересная. Однако до начала нашего движения в прошлое мы можем только лишь предполагать о существовании параллельных Реальностей. Да и потом, насколько равноправны все эти варианты мира в гипер-пространстве? И нет ли среди них одной ГЛАВНОЙ Реальности? Но в таком случае прошлое в этой главной Реальности должно быть одно, или, по крайней мере, доминантно одно. То есть оно практически неизменимо: ЧТО-ТО БЫЛО на самом деле и ИМЕННО ТАК. Зато прошлые побочных Реальностей могут быть, точнее, даже обязаны быть, многовариантными. Потому что эти Реальности возникли из главной путем какого-либо принудительного или непроизвольного вмешательства в это «главное» прошлое. И многие из них, по-видимому, в чем-то ущербные: что-то пошло не так. Это как ветви дерева, знающие о существовании ствола, по которому они получают соки и из которого растут. Но знают ли они что-нибудь о своих корнях?