<268>
(обратно)Отголоски войны
С Германией я работаю более 50 лет. Мой первый контакт был в 1952 году с пастором Нимëллером, который приехал тогда в Москву. Много лет спустя, в 1980 году состоялся мой первый приезд в Германию и с тех пор я не могу сосчитать, сколько раз я там был. Моя задача как епископа Волоколамского всегда состояла в том, чтобы заботиться о могилах как русских, так и немецких солдат и служить примирению несмотря ни на что.
В Волоколамске есть четырехэтажный дом, куда в 1941 году во время боев сносили тяжело раненых, которые не могли передвигаться самостоятельно. Когда город был сдан и установился «новый порядок», комендант распорядился сжечь этот дом вместе с ранеными. Это было «практичное» решение: не нужно этих раненых кормить, не нужно за ними ухаживать, менять бинты. Жители города, конечно, были потрясены. Они сбежались, окружили этот пылающий дом и просили, чтобы им отдали хотя бы кого–нибудь, кто горел там. Но спокойные немецкие солдаты стояли вокруг дома и стреляли в толпу, если кто–то слишком приближался. Каждый раз, проезжая мимо этого дома, я на несколько минут останавливаюсь. Я не видел этого, но картина так и стоит у меня перед глазами.
Отличие русской доблести в том, что она в любых условиях сохраняла человечность. Свидетельством тому является, в частности, отношение к русским воинам за границей. Несколько раз я был в Альпах, на Суворовском перевале. Сейчас там стоит русская часовня. Швейцарцы почитают Суворова, пожалуй, больше, чем мы, русские. Показывают: «А вот стол, за которым сидел Суворов, а вот кровать, на которой он спал, а вот дом, мимо которого он проезжал». А в Болгарии за каждой службой поминают нашего русского Царя–Освободителя — Александра Николаевича.
Над городом Эрфуртом, где творил свою музыку Бах, возвышается высокая, почти конической формы гора, наверху которой стоит замок с очень интересной историей. <269> Именно там скрывался в свое время Лютер от гнева Папы и Императора. Когда–то за этот замок боролись два феодала. Один был хозяином фактическим и юридическим, и курфюрст его поддерживал, но другому очень хотелось занять этот замок. Никак они не могли решить этот вопрос. В Германии действовал закон: чья земля, того и собственность на земле. И тогда лазутчики соперника на осле привезли мешок земли с юридической справкой, что земля взята там–то, и высыпали под стену замка. Против этого возразить было нечего и все перешло в руки этого второго феодала.
Замок украшен большим вызолоченным металлическим крестом. Жители Эрфурта, указывая на него, говорили мне с гордостью: «Это советский крест». А было так. В 1945 году, когда Германия была поделена между советскими и союзническими войсками на зоны военного контроля, советское командование обменяло западную часть Берлина на Верхнюю Саксонию, которая поначалу досталась американцам. Янки — мужики хозяйственные: увидели блестящий крест на горе, не поленились туда забраться, спилить его и увезти. Когда пришла Советская армия, местные жители пожаловались генералу Чуйкову, что крест стащили. Он сказал: «Нехорошо», — и отдал приказ: восстановить. И наши восстановили его. Тоже деталь, которая может иметь некоторое значение.
Бывают поразительные вещи. Мне не раз приходилось встречаться с солдатами вермахта. С некоторыми устанавливались дружеские отношения, и никто из них не испытывал враждебности к русским. Те, кто побывал в русском плену, вынесли самые теплые впечатления о нашем народе, — например, как русская женщина, встречая в разоренном селе конвой пленных немецких солдат, давала им горячую картошку, чтобы они не только поели, но и согрели обмороженные руки.
Помню, в Италии, в маленьком городке, где меня, конечно, знают, зашли мы в магазин купить в дорогу сыру. Продавец отрезал кусок пармезана, и, когда я протянул ему <270> деньги, замотал головой: «Нет–нет–нет! Вы — русский, Вы — епископ! Вы знаете — мой дед был у вас в плену».
В Германии есть у меня друг, пастор. Он говорит: «Знаете, русская женщина спасла мне жизнь! Нас гнали в бой — она меня перекрестила в дорогу. Весь взвод выбили — я остался жив». Он был студентом–богословом, а потом стал священником.