— Хоть и негоже князю заступать место волхва, — начал он, глядя куда-то вверх, где в воздухе вспыхивали короткие красные отсветы на крыльях проносящихся в нервном полете кожанов[178], - я скажу слово. Два с лишним года в летнее пекло или зимой в злую вьялицу[179] закаляли вы свое тело и свой дух беспрестанными усилиями. Близок наш час. Когда дело до большой сечи дойдет, даже те, кто втихую роптал на меня за то, что окроме всечасных с оружием упражнений, заставлял вас рубить лес, тяжести носить, через рвы прыгать, в Днепре плавать, ходить и бегать при всем оружии, даже те, кто роптал, поймут в бою, что не напрасна была их натуга. Потому что благодарствуя привычке к труду каждодневному в жизни мирной, где каждый вечер вас ждала в койке теплая бабья сиська, в деле вы сможете показать себя подлинными посланниками Перуна. Ведь много раз повторял я вам: в сшибке выучка важнее даже, чем сила. Потому как, ежели вой не умеет мастерски обходиться с мечом или пращей, то нет никакой разницы между таким воем и простецким селянином. Это я больше молодым говорю, которые еще не знают, что на поле драться — не мудо[180] чесать.
Освещаемые переменчивыми отсветами огня ряды сидящих фигур замерев слушали своего вождя, и оттого сладкопевные голоса и подголоски малых обитателей летней ночи сделались смелее. Но вдруг в это напевное сопровождение Игоревой речи ворвался истошный крик петуха, и князь невольно скосил глаза в сторону хозяйственных шалашей, рядом с которыми, помимо черневших горой железных серпов на длинных шестах, мотыг, заступов, корзин и коробов для переноски земли, пил и прочего инструмента, используемого при осаде городских стен, дожидались своей участи несколько десятков овец, а также куры в плетеных из лозы клетках. Там завязывалось какое-то оживление, впрочем стертое мраком, — как видно, кашевары уж начали подготовления к почесному пиру.
— Греки и жиды хотят указывать нам, куда должны ходить наши ладьи, а куда нет, — продолжал князь. — Что ответим мы им на это?
— Извести! Изжечь! Кишки повытеребить! — взревела толпа с такой силой, что все окрест обратилось в камень.
— Они хотят, — немыслимым усилием превозмогая яростный гвалт, прокричал Игорь, — чтобы мы только с их дозволения решали, с кем воевать, а с кем дружбу водить! Мы им наймаками нужны! Ваше слово!
— …с нами… веди нас… мы их… Игорь… к навиям вражин… наш Перун… кровь отдать!!! — взметнулась новая волна даже не крика, но некоего безликого грома.
— Они мнят, будто смогут приневолить нас и думать по их указу… — надсаживал глотку Игорь.
Но всеобщий рев, слившийся в одно колышущееся «у-у-у», глубоко в своем чреве упрятал его слова.
И часом позже безумолчный гуд не позволял гранитам Варяжского острова, вознесшемуся над ним великану-дубу, яворам и камышам поймы, сухим степям берегов дорогой сна выйти за пределы этого мира. Однако слышались в том гудении перекликавшиеся друг с другом, отражавшиеся один в другом совсем иные звучания: ликующий зык, звон гусельных струн, то ладная, то нестройная, но неизменно восторженная песня, посвисты и резкий хохот. Своеобычная Перунова братчина нагревала русскую кровь, чтобы воля ее, упроченная единогласием, могла стать непреложной. Над кострами шипело, темнея, красное мясо; и вот уже белые зубы усердно разрывали выхваченную из огня обожженную плоть. Игорь позволил пустить в дело несколько бочек вареного меда[181], и все равно, наливая его в пузастую оловянную братину[182] с узором из травы и всяких образин по бокам, мед мешали пополам с пивной водой[183]. А потом черпали оловянным же корцом[184] (потому что олово особенно приятно Громовержцу) и пускали по кругу. Пели грубые песни с незатейливыми словами, древние хвалы небесному воинству и его предводителю, величали своего князя… И как же страдал оттого горемычный Иггивлад — гусляр, Игорев бард. Ведь при его низкородой приверженности к хмельному, несчастному ни на минуту не позволяли выпустить из рук гусли, а то, что прямо во время игры заботники вливали ему в рот, разве могло утолить многодневную жажду?
К плещущему пламенем костру, возле которого трапезничал князь подносили все новые и новые клетки с курами, — Игорь самолично осматривал каждую птицу, отбирая из них самых жирных, и только после того давал указание кашевару, из которых стряпать кушанье для братии. Находившийся подле него греческий толмач по имени Таврион внимательно следил за действиями русского князя.
181
Вареный мед — более дешёвый, более быстро приготавливаемый и более пьянящий, чем сытной мед, алкогольный напиток.
183
Пивная вода — «живая вода», то есть вода ключей, родников, источников и быстрых, прозрачных рек.