— Кори, ты где? — нетерпеливо спрашивают на том конце провода. Голос молодой девушки. Иногда все-таки полезно иметь сверхчуткий слух. Но в большинстве случаев эта способность изрядно подбешивает, приходится затыкать уши специализированными берушами, лишь бы оградить себя от посторонних звуков. Разумеется, эти штуки весьма дорогие, но что не сделаешь ради своего спокойствия? Порой шепот студентов в стенах Академии выводит из себя даже его, привычно сдержанного и жесткого представителя своей расы.
— Я уже почти возле твоего дома. Ты ведь не начала готовиться к итоговому тесту без меня?
— Нет, ты же знаешь, я без тебя с этой лабудой по химии не справлюсь. Так что жду тебя вместе с двумя коробками пиццы. Последняя, к слову сказать, еше горячая. Поэтому поторапливайся уже. Ты же не на другом конце города живешь, в самом деле! Всего лишь в Утрмоне.
— Да иду я, иду, — вздыхает брюнетка, заправляя прядь за ухо.
— Подожди, а чего звонила-то? — спохватывается подружка.
— Кейси, я... в общем, мне показалось, что кто-то идет следом за мной. Пожалуйста, не отключайся, повиси на проводе, прошу тебя, — с волнением произносит девушка, то и дело оглядываясь, из-за чего мужчине приходится периодически прислоняться к стене, стараясь слиться с темнотой ночи.
— Да брось, какая слежка? Пусть только сунутся на нашу улицу, мой отец любого гада из-под земли достанет! И все это знают. Никто не захочет иметь дело с таким человеком, как мой отец. Он каждую собаку, тявкающую в его сторону, загрызет и не подавится.
"М-да, слишком самоуверенно, малышка Кейси. Слишком самоуверенно. Твой отец — божий одуванчик по сравнению со мной. Это из моих цепких рук еще никто не вырывался. Ни одна девушка, которую я желал. Да и парнями, было дело, не брезговал. Они, конечно, не так вкусны, как девушки, но, чтоб утолить жажду, порой выбирать не приходится."
— Знаю, поэтому я почти спокойна. Не хотелось бы мне быть на месте того, кто перейдет дорогу твоему "папочке".
— Да, мой папочка самый лучший, — с теплотой отзывается обладательница тонкого, исконно девичьего высокого голоса.
"Типичный, непримечательный набор звуков, образующихся гортанными связками малышки Кейси. Подобный фальцет я слышу на каждом шагу. Другое дело — глубокий, приятный в звучании голос малышки, чью спину я сейчас лицезрею."
— Ладно, наверное, я зря волнуюсь. Ты права, какому самоубийце придет в голову встретиться с мистером Тёрнером лицом к лицу?
"Мистер Тернер... Это который месяца два назад явился в клуб Вэнса и отжег на полную катушку, напившись в хлам, а затем уединился в випзоне со стриптизершей Селеной? Тот, который мэр города? Если так, то я уже его отметелил и, побрезговав этим пьяницей, выставил за дверь, предупредив, если тот еще раз позволит себе распускать свои грязные руки против воли Селены, то ему, редкостному гаду, не жить. Он, похоже, внял моей отнюдь не скрытой угрозе и больше с того дня не вступал за порог нашего клуба. Иначе я бы не посмотрел на его статус "добропорядочного" гражданина страны и закопал по-тихому, да так, что никто и никогда не догадался бы, куда пропал такой "хороший" человек и чьих это рук дело. Мне не привыкать иметь дело с подонками, убивать их.
На войне, участником которой я был восемь лет тому назад, меня никто не спрашивал, готов ли я, едва совершеннолетний, неопытный, лишить кого-то жизни, не бунтует ли во мне ощущение неправильности происходящего, едкое чувство жалости, что изъедает кислотой изнутри. Грубо говоря, никто не церемонился: отдавали приказ — и я был вынужден убивать.
Так что на данный момент я закален в этом смысле. Смерть окружала меня долгих три месяца. Беспрерывно. Не было жалости со стороны противников, потому его лишился и я. Заставил себя, вынудил отбросить моральную сторону своего "Я" и стал машиной для убийств. Я силен, и все это понимали: заставляли делать то, что другим непосильно, выполнять те приказы, услышав которые поначалу, я терялся и в ужасе смотрел на командира нашего отряда. На моей стороне были скорость, сила, осязание, слух, обоняние, во сто крат превосходящие возможности остальных представителей моего вида. И следовательно, я был максимально полезен, был тем оружием, который выполнял всю грязную работу, самую сложную и самую ответственную. Меня прикрывали, жертвовали собой, меня старались уберечь, не допустить моей смерти. Я видел смерть множество своих сослуживцев, прикрывающих мой тыл. И ради чего? Ради того, чтобы я мог убить, казнить, пытать, мучить как можно больше пленных, на поимку которых мне, Мастеру, не требовалось большого труда. Мастер. Так меня впоследствии прозвали друзья по службе, и командир от них не отставал.