В коридоре послышался топот подкованных французских ботинок. В камере сразу стало тихо. Видно, жандармы решили устроить предварительный осмотр камер. Шаги приближались. Заскрипела дверь соседней камеры, послышался голос надзирателя: «Эй, ты! Выходи!» Дверь захлопнулась. Теперь шаги остановились возле их камеры. Загремел засов. «Кого привезли после полудня — выходи!» — крикнул надзиратель. Кхак вначале думал, что в это время был схвачен он один, однако вместе с ним из камеры вышли еще трое. Оставшиеся бросились к двери, чтобы хоть на секунду глотнуть свежего воздуха.
— А вы что? Тоже арестованы после полудня? Нет? Так какого же вы... к выходу лезете! — и, сунув несколько зуботычин, надзиратель захлопнул дверь.
В коридоре арестованных поставили в длинную очередь. Кхак быстро окинул всех взглядом. Кроме Мока, он узнал в лицо еще троих — встречался на митингах в рабочем поселке цементного завода. Остальные были ему не знакомы. Странно, почему не видно Хая? Или его взяли не сегодня, а раньше?
Кхак незаметно подошел к Моку. Воспользовавшись сутолокой в коридоре, они обменялись быстрыми взглядами.
— Я ни в чем не сознался, — прошептал Мок.
— Мы с тобой не знакомы, — сказал Кхак, не глядя на Мока.
— Становись в ряд! — орал надзиратель. — Проходить по одному!
Надзиратель суетился, устанавливая очередь, направляя арестованных по одному в конец коридора, где стояли французы — агенты тайной полиции. Каждого доводили до какой-то закрытой камеры, останавливали на минуту и вели дальше. Время от времени один из жандармов громко кричал:
— Алле?
Какой-то молодой парень хотел было заглянуть в окошко камеры, но тут же получил такой удар, что еле устоял на ногах. Парня отвели в сторону.
Кхак перешел в конец очереди. Скосив глаза, он смотрел на таинственную дверь, не понимая еще, что происходит. И тут руки его невольно сжались в кулаки. Вот оно в чем дело!
В камере находился человек, который внимательно ощупывал взглядом каждого, кто проходил мимо. Если он опознавал кого-нибудь, то давал знак жандармам, и те отводили арестованного в сторону. Значит, к ним в организацию действительно проник провокатор! Кхак сжал зубы. Но кто?
Чем ближе подходила очередь Кхака, тем сильнее билось у него сердце. «Спокойно! Ну, чего ты распустился?» — говорил он себе, стараясь подавить волнение. Но тревога не оставляла его. От окошечка его отделял уже только один человек. И тут неожиданно вернулось спокойствие. Надо же в конце концов выяснить, кто там за дверью!
— Следующий! Алле. — Агент взмахнул рукой.
Кхак бесстрашно шагнул вперед и, поравнявшись с дверью камеры, посмотрел прямо в окошко. Кхаку удалось увидеть только глаза. Стоящий за дверью постарался побольше закрыть лицо, надвинув берет на самые брови. На Кхака смотрели глаза, пустые и холодные. Кхак, буквально впился взглядом в эти глаза. На какую-то долю секунды взгляды их скрестились. Глаза в окошке дрогнули, опустились, а затем моргнули, подав знак жандарму. Кхак наморщил лоб — где же он видел эти глаза? Он старался припомнить и не мог. И тут же французский жандарм поманил его.
— Подойди сюда, mon cher ami![38]
Видимо, глаза сделали свое дело.
По голосу Кхак узнал жандарма, который позвал его. Это был Пожье. Он допрашивал его девять лет назад в Нам-дине, после первого ареста. За эти годы агент постарел, но сохранил все ту же приторно-вежливую манеру. «Мой дорогой друг...» Скольких людей отправил на тот свет этот «вежливый» палач!
Пожье с сигаретой в зубах вразвалку подошел к Кхаку и оглядел его с ног до головы, не вынимая рук из карманов. Кхак смотрел в знакомое лицо, тонкие бескровные губы жандарма вдруг искривились в радостной улыбке.
— О-о! Старый знакомый! Bonjour, monsieur[39] Кхак. Долго же ты заставил искать себя, сволочь!
Их обступили жандармы.
— Так это и есть Кхак?
— Собственной персоной.
Один из жандармов ткнул Кхаку в лицо кулаком.
— Ну зачем же так сразу! Предоставь это мне. — И Пожье обратился к Кхаку с вежливой улыбкой: