Ночное небо было усеяно звездами. Узкий серп луны тускло освещал тропинку. Пройдя через банановую рощу, друзья вышли к реке и поднялись на дамбу. Вокруг не было ни души.
— В Ханое, наверное, сейчас неспокойно, — вернулся Кхак к прерванному разговору. — Что говорят о войне?
— Да толком никто ничего не знает. Судачат всяк по-своему. — В голосе Хоя звучала усталость. — Еще несколько недель назад все было более или менее ясно. Газеты выступали против сторонников императорской власти и Фам Куиня, который требовал вернуться к договору восемьдесят четвертого года[7]. Плакаты были расклеены даже на стенах мэрии. А некоторые газеты как ни в чем не бывало поместили призыв Союза демократической молодежи... Да, вот еще... На днях сотрудники японской культурной миссии организовали в «Мажестик» бесплатный просмотр своего фильма. И вдруг перед началом сеанса на сцену взобрался какой-то юноша и произнес целую речь о том, что в Японии царит фашизм, что жизнь японского народа совсем не похожа на эту рекламу! Все зааплодировали, кто-то крикнул: «Долой фашизм!» И вот после всего этого — трах! Россия подписывает договор с Германией! Тут вообще все перепуталось. Люди перестали понимать, что происходит в мире. А когда стало известно, что Англия и Франция объявили войну Германии, многие бежали из города. В скверах и на набережной нарыли траншей. Сразу же подскочили цены на рис. Частные школы перешли в ведение правительства. Даже моя жалкая школа, и та прекратила занятия впредь до особого распоряжения городского управления по делам просвещения. Теперь, если и разрешат ее открыть, учеников все равно не собрать: большинство ребят уехали из города вместе с родителями. И главное непонятно, куда люди бегут. Те, кто позажиточнее, нанимают машины, телеги, волокут с собой весь скарб. Но и бедняки тоже удирают. Бегут куда глаза глядят. А дня через два-три, глядишь, возвращаются. Никто не знает, что это за война. Но все охвачены паникой.
Хой с минуту помолчал, но не в силах, видимо, скрывать дальше то, что занозой сидело у него в душе, с раздражением продолжал:
— Как же все-таки понимать этот договор России с Германией? У меня лично все это не укладывается в голове! Неужели вы, ваша пропаганда, водили нас за нос? В Ханое я слышал, как кто-то бросил: «Прощай, Москва!» Троцкисты воспользовались случаем, костят вас на всех перекрестках, называют предателями революции. Но почему-то именно вас выслеживают жандармы, а те, кто предает вас анафеме, преспокойно живут себе в Ханое! И все-таки не могу понять, как Россия могла протянуть руку Германии...
— Говоришь, троцкисты ругают нас на чем свет стоит? — оживился Кхак.
— Еще как! Чего только они не плетут про вас... И главное, к этой болтовне прислушиваются. Если не все, то пять-семь человек из десяти все же верят. — В голосе Хоя звучала горечь. — Даже «Наше время» — газета, которая сочувствовала нам, теперь выступает против России. Ты помнишь учителя Дьема, дядю моей жены. Так вот, приходит как-то раз он ко мне и заводит такую речь. Что же это, говорит, сынок, господа коммунисты делают? Оказывается, Сталин-то с Гитлером сговорились и поделили Польшу? Троцкист Тэ так прямо и заявил: конец, мол, пришел Третьему Интернационалу, только Четвертый остался верен идеям революции! А по мне, говорит Дьем, что третий, что пятый, что седьмой, что десятый, я уверен, не бывает так, чтобы кошка сама от сала отказалась! Желтые и белые никогда не полюбят друг друга. И что коммунисты, что фашисты — один черт! Вот, говорит, возьми французов. Разве они когда-нибудь будут с нами заодно? Все эти фронты ро́дные-народные или как их там — все это один обман, для отвода глаз. Одна шайка-лейка! И плевать, говорит, мне на то, что русские стакнулись с немцами. Лишь бы французов разнесли к чертовой матери!
И как ни скверно было на душе у Хоя, он не мог удержаться от смеха, вспомнив разъяренную физиономию Дьема. Кхак тоже улыбнулся.
— Таких сердитых, как дядюшка Дьем, сейчас хоть отбавляй. Но одной ненависти к французам мало... Придет время, и все поймут...
Хой по-прежнему молчал, его одолевали сомнения.
— Я понимаю так, — как бы отвечая на эти сомнения, продолжал Кхак, — напали, скажем, на тебя бандиты, хотели ограбить, но вдруг затеяли между собой драку. Так что же тебе, бросаться на них или подождать: пусть они передерутся между собой? Советский Союз подписал договор с Германией, потому что англичане и французы пошли на мюнхенскую сделку — выдали Чехословакию Гитлеру в надежде на то, что тот кинется на Россию. Но русские хотят избежать этого и потому подставили под удар господ англичан и французов.
Хой продолжал молча идти вперед.