Генералу Кутепову дана директива: упорно удерживать северный участок фронта, собрав к левому флангу возможно большее количество сил. На левом фланге стояла Марковская дивизия.
25 июля красные перешли в наступление и у Каховки, и с севера. Отдыхать марковцам пришлось недолго, а 3-му полку – едва полдня. Во второй половине дня уже гремели орудия. Наступление пехоты на 2-й и 3-й полки было отбито; сосредоточенные в лощинах части красной кавалерии рассеяны артиллерийским огнем. Но атакой в сумерках красные заставили 2-й полк оставить Гейдельберг и занять позиции на краю лощины, в 300 шагах от колонии. Ночью 2-й полк получил приказание обеспечить фланги дроздовцев, которые перед рассветом начнут короткий рейд по ближайшему тылу противника.
26 июля. С утра красные перешли в наступление на всем фронте дивизии. Перед 2-м полком они быстро остановились и стали отходить; перед 3-м полком, которому придан батальон 2-го полка, они взяли Эристовку и уже вклинились в интервал между 3-м и 1-м полками, как вдруг также стали быстро отходить. Причина отхода: дроздовцы, проникнув правее 2-го полка сквозь фронт красных и углубившись верст на 6–7, свернули к западу и взяли колонию Гохгейм в их тылу.
Некоторое время спустя, после того как дроздовцы ушли в рейд, перешел в наступление 2-й полк своими двумя батальонами. Правофланговый батальон взял почти без сопротивления до 700 пленных, которых до этого обошли дроздовцы, не обращая на них внимания. Другому батальону пришлось вести серьезное преследование отходивших в порядке красных и захватить лишь 20 человек, оказавшихся курсантами. К вечеру батальоны, пропустив между собою дроздовцев с 1000 пленных и четырьмя взятыми орудиями, отошли к Гейдельбергу.
Во второй половине дня на всем фронте дивизии уже была полная тишина. Нарушена она была лишь несколькими орудийными выстрелами на участке 3-го полка по бронеавтомобилю противника, полным ходом мчавшемуся к лощине и скрывшемуся в ней. А через некоторое время он оказался с белым флагом. Этот броневик, называвшийся «Товарищ Троцкий», привел и сдал сотник Донского войска Кириллов. В машине лежал труп комиссара.
Вот что рассказал сотник. Он остался на Дону больной тифом. По выздоровлении он изъявил желание служить в Красной армии и, как умеющий управлять машиной, был назначен шофером на броневик. Но им владело желание перейти к своим – белым. Это нелегко: ему не доверяли и никогда не оставляли одного в машине. И вот остановка в хуторе; нужно проверить машину. Улучив момент, он убивает комиссара и дает полный ход. Его «заговор в себе» осуществлен. По телеграфу генерал Врангель произвел сотника в чин подъесаула, наградил орденом Святого Николая и назначил командиром машины, получившей название «Марковец».
В 3-м полку шли разговоры о смелом и решительном офицере. Сотник Кириллов говорил, что обращение генерала Врангеля к русским офицерам на стороне красных известно, но остаются они исключительно из страха: за ними наблюдение, расправа короткая. Однако он утверждал, что, испытывая страх, офицеры о нем не говорят, в нем не признаются и, оправдывая свое служение красным разными причинами, служат «на совесть» вплоть до записи в партию. Марковцы поражались такой «совести» и не удивлялись, что так мало переходит их на сторону белых.
Во 2-м полку после боя шел разговор о настроениях населения на красной стороне. Когда пленных курсантов вели в штаб полка, с ними разговорились. Весьма охотно отвечал на вопросы один из них, державшийся смело и гордо, 18-летний гимназист. Ответы молодого курсанта были весьма обстоятельны. Он делил население на три группы: самая ничтожная по численности – коммунисты, борющиеся до «полной победы коммунизма»; более значительная – обыватели, не желающие воевать, но воюющие потому, что их заставляют; и группа самая многочисленная, думающая о скорейшем окончании братоубийственной войны, но так как видит неизбежность конечной победы красных, то «за совесть» поддерживает их. Сам он причислял себя к этой группе и на предложение вступить в ряды армии, бороться за освобождение России и за истинный мир и порядок ответил твердым отказом. Никакие доводы на него не повлияли. «Подумай!» – говорили ему, и на это немедленно последовал ответ: «Нечего мне думать теперь. У меня было достаточно времени думать раньше». Курсантов отправили в запасный батальон полка.