А что же дальше становилось с проклятыми? Они могли жить вместе с нечистью, а она посылала их в деревни похищать неблагословленную еду, питье и раздувать пожары. Обруганная — посланная «к лешему» — женщина в лесу была схвачена стариком и приведена к огромному дому, где увидела много женщин в красных платьях. Когда ей удалось бежать оттуда домой, она рассказала: «Ну и тяжело жить-то там, у лешего. Живут в лесу, с незнакомым все народом, это тоже проклятые, выходит. Робить их там заставляют: что бабы не благословясь оставляют — их дело стащить».
Проклятые, по поверьям, могут не только войти в семью лешего, но и сами становятся лешими. В Вятской губернии крестьяне считали, что добрый леший — сын лешего и проклятой девушки.
В новгородской деревне однажды мать прокляла дочку: «Леший тя унеси». И дочка ушла в лес. Там жила с вольным (так в народе называли леших). Каждый год рожала ему чертей. Потом рассказывала: «Рожу, а они сразу на ноги вскочат и убегут».
Все же напуганные родители старались изо всех сил вернуть назад проклятых под горячую руку детей. Самое верное средство — материнская молитва. В народе о ней говорили: «Материна молитва со дна моря достанет». И еще верили, что «проклятия родительского даже сам Бог не снимет, а родительское благословение дает в жизни непременное благосостояние».
За помощью обращались как к священникам, так и к колдунам. В Тихвинском уезде Новгородской губернии убитый горем отец потерявшегося мальчика (его обругала мать) отправился за двадцать пять верст — в соседнюю волость, к «знающему» колдуну. Этот колдун сказал: «Сын твой жив, но сбранен (то есть обруган, проклят) и находится на худом следу». Колдун приехал с отцом и за плату искал мальчика один. Проходил день по полям. Вернулся и сказал, что мальчик жив и нашелся. Но сам его не привел. Лишь на пятый день после ухода колдуна и на двенадцатый после пропажи мальчик нашелся в десяти верстах от дома у деревни Смолино. После обнаружения мальчика колдун, предсказавший о его возвращении, рассказывал крестьянам, что он поплатился за отнятие у духов этого младенца: будто бы черт, превратившись в лошадь, лягнул его, и в доказательство этого показывал на боку синее пятно.
Считалось, что проклятых можно подкормить, а как они придут на угощение, так можно своего ребенка схватить и больше не отпускать. Для этого на ночь накрывали стол и оставляли еду, но только нельзя было эти яства крестить, а то они для проклятых становились несъедобными. Вот рассказ, как раскаявшаяся мать вернула своего сына:
«В одном селе жила вдова с сыном. Однажды в Христову заутреню они не пошли в церковь. Мать творог делала. Вышла зачем-то из избы, а сын схватил ложку и хлебнул раза два-три творогу. Увидела мать, что сын ел, и давай его ругать… Изругала его и послала посмотреть, есть ли у скотинки корм. Ушел сын из избы, да и нет его, нет и нет… Так сын у нее и сгинул, пропал. Прошло много времени. Приходит в деревню отставной солдатик и просится ночевать. Никуда его не пустили, не пустила и вдова, лишь указала на пустой нежилой дом… Лег солдат спать и только стал засыпать, как из голбца (голбец — пристройка к печи, чулан) выбежала целая гурьба ребятишек, и все плачут; а один так явственно выговаривает, что его прокляла мать в Христову заутреню. Как стало в церкви бить пол-ночь, все ребятишки вновь убежали в голбец. Наутро солдат рассказал, что видел он за ночь. Сходили мужики всем ми-ром в избу, обшарили все ее углы, но ничего не нашли. «Есть у тебя три непочатых конца холста? — спросил солдат вдову и на утвердительный ответ сказал: — Как начнет смеркаться, так и ступай с концами в избу, ляг на печь да тихо лежи. Выскочат ребятишки, ты заприметь, который будет причитать…
Слезь потихоньку с печи и обмотай его холстом».
Так вдова и поступила… Легла на печь. Лежит тихо, чуть дышит. Вышли из голбца мальчики и плачут, а один все причитает, что его прокляла мать в Христову заутреню. Сошла тихонько вдова с печи и обмотала вокруг него весь холст. Как стало в церкви бить полночь, все ребятишки побежали, а он не может; подскочили они к нему и сразу разорвали холст, и все убежали. Пришла вдова к солдату и рассказала все, что случилось за ночь. «Есть ли у тебя подвенечное платье?» — спрашивает солдат. «Есть», — отвечает вдова. «Вот уж его не разорвут».
Как стало опять смеркаться, вдова взяла свое подвенечное платье и пошла в избу. Когда прибежали опять мальчуганы, она сошла с печи и обмотала шелковым подвенечным платьем того мальчика, который все причитал… Как стало бить полночь, все мальчуганы побежали, один только обмотанный платьем не может бежать. Подскочили к нему мальчики и хотели разорвать, но как ни рвали, не могли ничего сделать с шелковым подвенечным платьем. Так они и убежали в голбец, оставив его на полу. Сошла вдова с печи, взяла на руки мальчика и пришла домой. Размотала платье и видит, что сын ее спит, перекрестила его и опять легла. Утром оба проснулись и с тех пор зажили мирно и счастливо».
А вот другой случай, записанный в Тотемском уезде Вологодской губернии. Проклял отец сына, и тот исчез. Пришел отец к священнику и покаялся в своем грехе. Тот взялся помочь отцовскому горю. Отслужил три молебна — Господу Иисусу, Пресвятой Богородице и Николаю Чудотворцу, и спустя какое-то время нашелся его сын. Был он на сеновале, но стоял вверх ногами у стены. Найденный сын после такого испытания не мог говорить трое суток, а уж после начал рассказывать. И еще он обрел способность видеть будущее. С отцом они после этого жили мирно и уже никогда не ругались.
Тут, конечно, надо помнить, что есть люди, которые вполне заслуживают проклятия. Это злодеи, убийцы, а также те, кто не уважал, оскорблял свою мать. О таких говорили: «Проклятого матерью земля не принимает, и будет он всю жизнь трястись как осиновый лист».
Пермские крестьяне рассказывали о братьях-купцах, которые продали свою мать за двести рублей купцу в другое село. А как только мать увезли, так дом, в котором она до того жила с сыновьями, провалился вместе с ними сквозь землю. А дальше было вот что:
«Живет старуха у новых деток во всем довольстве — даром что покупатели, люди оказались хорошие. И новую мать свою почитают, и уважают, и одевают, и поят, и кормят, — так на руках и носят. Прошло сколько-то время, затосковала старуха о своих родных детках, зла на них она не держала. Купец увидал ее кручину и спрашивает однажды: «О чем ты, матушка, тоскуешь?» — «Ой, дитятко, посмотрела бы я на псов-то, на сынков-то, как оне живут без меня».
Приезжают они на место и видят, что дом провалился сквозь землю, и провалился не вовсе, а верхушка его видна над землей. Тотчас созвали они духовников, стали над ямой служить, служили долго. Духовник и спросил мать: «Прощаешь ли, бабушка, детей своих?» — «Прощаю». До трех раз эдак он спрашивал, и она одинаково отвечала. В первый спрос — дом приподнялся немного выше, в другой раз еще выше, а в третий раз и вовсе по-старому, по-прежнему на землю… Материны молитвы со дна моря вынесут!»
Разбойникам, нераскаявшимся убийцам и вообще всем проклятым за свои злодеяния уготована жуткая участь — вечно, «не живя и не умирая», пребывать в месте своего погребения или гибели. Согласно легенде, проклятые убийцы князя Андрея Боголюбского из века в век «плавают по озеру в коробах, обросших мхом, и не тлея стонают от лютого мучения». К этому народная молва присоединяет, что однажды в году, а именно в ночь на 29 июня, из глубины этого озера слышатся будто бы и человеческие стоны. Русский ученый Ф. И. Буслаев писал об этой легенде: «Болотистые, обросшие мхом берега Пловучего озера обильные ягодами, привлекают сюда горожан и поселян, которые, однако, спешат уйти в сумерки — из-за дурной славы озера… Мшистые зеленые кочки, плавающие от одного берега озера к другому, предание обратило в могильные колоды».