Крестьяне считали, что проклятые люди иногда оборачиваются животными. Рассказывали, как «медведь был прежде человеком, но, по велению Господню, за убийство родителей сделался хищным лесным зверем». В Архангельской губернии то же говорили о лягушках: «Лягушки — это бывалошние люди, только проклятые или заклятые. Господь ли проклял их, человек ли — кто это знает, однако… не бейте их — грех!»
Были и проклятые растения. Самое известное из них осина, про которую рассказывали: «Осина была сладкой и твердой, но, когда удавился на ней Иуда, Бог, в знамение проклятия своего, преложил приятный вкус в горечь, сделал ее деревом скорогниющим, и листьям повелел трястись непрестанно».
Во многих местах считалось, что для человека проклинать — уж больно велика сила проклятия! — это страшный грех. Поэтому заменяли проклятие неблагословением — если уж никак нельзя было поступить иначе.
Роковой обмен
Если вы прочитали предыдущую главу, то знаете, что проклятые появляются часто случайно — от сказанного в неровен час проклятия. Но бывали случаи, когда отец с матерью своих чад не проклинали, а их все равно забирали нечистые духи. А чтобы люди не заметили сразу обмана, подкладывали в колыбель вместо настоящего младенца урода, а то и во-все чурку бессловесную. Такая деревяшка и называлась обменом или обменышем.
Согласно поверьям, бытовавшим в Тульской, Смоленской, Калужской, Ярославской, Вятской и Новгородской губерниях, злой дух может унести младенца и оставить вместо него мертвого ребенка, по виду совершенно такого же, каким был похищенный. Вот былинка, записанная в Курской губернии:
«Постучали как-то ночью в окно дома, где жила повитуха. Выглянула бабка, не сотворивши молитвы, а там темно, ничего не видно. Она и не разглядела, кто там, а это был черт. Он ей и говорит: «Пойдем, бабушка, со мной. Там на селе родила женщина, нужно, стало быть, ребенка повить». Пошли; нужно же в чем-то искупать ребенка и роженицу. Бабка-повитуха и говорит черту: «Иди в такой-то двор, там есть четверговый квас, принеси ты этого квасу». Окаянный так и сделал: принес квасу. Искупали бесенка и саму проклятую, а квас лукавый опять отнес назад. Вот нужно было оттянуть у окаянной молоко. Бабка послала нечистого принести чужого ребенка. Черт повернулся на одной ножке и тут же украл из-под сонной матери ребенка, а вместо него положил головешку. Чертовка стала давать ему свою грудь, а ребенок поганой груди сосать не хочет. Вот нечистый взял и бросил его к мужику в ясли. Проснулась мать, хвать за ребенка, а он лежит мертвенький. Стало быть, враг-то куравешку оборотил в ребенка; а мать подумала, что это она сама во сне задавила своего ребенка. Так бы все и осталось, если бы не пришел в деревню отставной солдат. Он сразу смекнул, в чем тут дело. Головешку подкинутую сжег, а ребенка нашел в яслях у соседского мужика.
Ну, а что же бабка-повитуха? За труды черт наградил ее двумя нескончаемыми холстами — отрезай от них, сколько надо, и шей, что угодно, все равно меньше холста не станет. Только предупредил лукавый старушку, чтобы холсты эти она до конца не разворачивала. Она, конечно же, не утерпела — развернула, тут холсты и пропали. Вот и выходит, что служба черту до добра не доводит».
Многие крестьяне, особенно женщины, у которых были грудные младенцы, не выбрасывали головней во двор — чтобы черт их не подобрал и не подменил ими ребенка, — а сжигали дотла в печи.
Нечистая сила, домовой, леший могли похитить, подменить и ребенка постарше, которого не перекрестили на ночь или не сказали «Будь здоров» при чихании.
Подложенное вместо украденного ребенка полено всегда было на него похоже — хотя бы отдаленно; более того, часто оно было «живым». Да только «деревянный малый» рос плохо, не говорил лет до семи или «не обнаруживал признаков разума» и беспрерывно требовал есть. Как рассказывали в Новгородской губернии, такому в день требовалось по большому караваю. При этом он нередко отличался устрашающей силой — «был силен как конь».
Как правило, настоящие обменыши жили недолго. О них говорили: «До пятнадцати лет живет, а потом куда-то девается». Бывало, что они старались убежать в лес — к своим настоящим родителям, но все же чаще годами оставались в колыбели и замучивали капризами и постоянным голодом людей, невольно взявших на себя заботу о них, как о собственных детях.
Но случались и исключения из общего правила. Так, согласно поверьям, распространенным в некоторых губерниях России, обменыш мог расти и почти неотличимым от обычных детей. Тем не менее всегда существовала возможность распознать сынка черта — если не по внешности, то по особым колдовским способностям, которыми он наделен от рождения. Достигнув зрелого возраста, обменыш стремится умереть скоропостижно, чтобы избежать церковного напутствия, а по смерти не находит успокоения, «пока не истлеют его кости».
Ругаясь, крестьяне иногда называли обменышами или об-менятами и обычных, но шумных, непослушных детей, а также вообще неуклюжих людей. Лентяям говорили: «Обмен, будет тебе валяться на полатях!» Кроме того, во многих губерниях России считали, что между обменышами и проклятыми детьми практически нет разницы.
Чтобы подобная печальная участь стать жертвой обмена не постигла новорожденного, в Орловской губернии, например, младенца сразу же, как только он появлялся на свет, окуривали ладаном, обрызгивали. В той же губернии записали обстоятельный заговор от злых духов: «На море-океане, на острове Буяне, подле реки Иордана, стоит Никитой, на злых духов победитель и Иоанн Креститель. Воду из реки святой черпают, повитухам раздают и приказывают им приговаривают: «Обрызните и напойте этой водой родильницу и младенчика некрещеного, но крещеной порожденного, от лихого брата, врага супостата, от лесовиков, от водяников, от домовиков, от луговиков, от полуношников, от полуденников, от часовиков, от получасовиков, от злого духа крылатого, рогатого, лохматого, летучего, ползучего, ходячего. Заклинаем вас, враги лютые, не смейте вы подступать к рабе Божьей (тут следовало назвать имя матери) и ею порожденному дитю, хотя некрещеному, но крещеной порожденному. Если же вы, демоны, подступите к рабе Божьей (снова надо было произнести имя роженицы) и ею порожденному дитю, то Иван Креститель попросит Господа Бога Спасителя, всему миру Вседержителя, чтобы он наслал на вас, окаянных, Илью Пророка, с громом, с молнией, со стрелами огненными. Илья Пророк вас громом убьет, молнией сожжет, сквозь землю, сквозь пепел пробьет, на веки вечные вас в преисподней запрет, с земли вас сживет. Аминь, аминь, аминь».
От рождения ребенка до его крещения в избе все время горела свеча. Во время крещения ребенку давали имя по святцам. Но кроме этого, известного всем имени, тайно давали еще одно имя (а подчас и не одно), известное только родителям. Это тайное имя считалось настоящим. Если колдун его не прознает, то никак не сможет навредить ребенку. Не сможет, например, сделать его оборотнем, чтобы он бегал по лесам в приросшей к телу волчьей шкуре.
Однако и после крещения малыша старались обезопасить от злых духов и колдунов: втыкали в притолоку у двери нож, а у порога или под зыбкой оставляли «веник-сторож» или клали под зыбку топор. Считалось, что нечисть боится как железа, так и острых предметов.
В Забайкалье когда ребенка первый раз выносили из дома, то рисовали ему сажей на лбу крест, ограждая тем самым от дурных влияний и возможной подмены.
Если можно было вернуть проклятого ребенка, то же самое можно было сделать и в отношении обмененного. Один из самых распространенных способов заключался в том, чтобы отстегать обменыша прутьями ольхи перед горящей печью. Тогда невидимая нечисть сжалится над своим ребенком и отдаст украденного. О другом способе вернуть ребенка говорится в новгородской быличке: «Вот приходит сестра домой, а ребенок под кроватью уже лежит. Ну когда крадет черт ребенка-то, так своего чертенка подкладывает. Вот если ребенок под кроватью, надо поднять его и сказать: «Сейчас брошу!» Ну, какая же мать, даже если она и чертовка, захочет, чтобы ее ребенка убили? И если подменила она ребенка, так обратно подменит. Принесет и положит».