Кружка в ее руках вновь дрогнула. Кипяток плеснул на пачку с сахаром.
— Мне было интересно, Максим. Если не веришь, то… поверь. Могу продолжить. Я о себе ничего не рассказывала, а ты, как истинный… интель не спрашивал. А теперь тонко намекаешь, что мои неприятности где-то там.
Максим поглядел в залитое белой водой стекло. Темнеет. Если будет лить всю ночь, прощай, Большой Курган!
— Разве что очень тонко, Нина.
Девушка поставила кружку на стол, вытерла мокрое запястье носовым платком, закусила губу.
— Тебе нужно было уйти сразу, пока еще было видно. У тебя и так хватает проблем с твоим курганом.
— То, что я не русская, ты уже, понял.
Максим пожал плечами. Сам он, будучи насмерть обруселым украинцем, все-таки не видел в том особой беды. Более того, казацкие гены порою нашептывали ему, что русским быть совсем не обязательно.
Теперь они сидели на кровати — панцирной, с никелированными шариками по углам. Нина — возле пододвинутой к стене подушки, он — на противоположном конце. Между ними лежал полуразобранный рюкзак.
— Я не только не русская… Остальное домысли себе сам. Извини, не могу.
На этот раз Максим моргнул — не хуже Сергей Сергеевича. Почему-то подумалось о чилийских эмигрантах. Нет, не похожа.
— Домысливать не хочу. Извини — взаимно.
Девушка провела рукой по лицу. Затем в ее ладони оказалась знакомая бусина.
— Хорошо! Домыслю сама. Представь, что я — та самая скифская девушка, которую ты похоронил. Но ты совершил ошибку, кровь нельзя было смешивать с вином. Вместо погребального ты провел совсем иной обряд. Так?
О черепе Максим рассказал ей сам. И сразу понял — зря. Теперь же понял это вторично.
— Ты вызвал ее, заставил вновь вдохнуть воздух, выпить воды, поговорить с живыми людьми. Но твоей крови хватит ненадолго. Ей… Мне скоро придется уйти — вернуться под землю, в темноту, в Ничто. Новая кровь не поможет, требуется другое чудо. Скажем… — Нина перекатила бусину по ладони, осторожно коснулась пальцем. — Скажем, сердолик должен засветиться.
— Это будет причиной или следствием?
Максим очень постарался, чтобы вопрос звучал в меру иронично. Но очень в меру.
— Еще не знаю.
За окном лил дождь, красным огнем горела спираль электроплитки, дымился окурок в пустой банке из-под сайры. Штормовка еще не высохла, и Максим, сам промокший, изрядно продрог. Из открытого рюкзака на него смотрел вязаный свитер, но претендовать на такую роскошь закоренелый интель не решился. Нине же было не до штормовки — и не до свитера тоже.
— Теперь я поняла, кто из нас старше, — внезапно заметила девушка. — Это не упрек, хвалиться тут нечем. Я тоже мечтала бы играть в раскопки курганов. Очень сильно…
В эту минуту Максиму срочно захотелось повзрослеть. Курган для этого не годился. Он поглядел на бусину в ее ладони.
— Ты… Ты выйдешь за ме…
Сердолик исчез. Ладонь Нины дотянулась до его губ. Надавила.
— Дождь, кажется, кончается… Ты очень хороший мальчик, Максим.
Мертвый царь увидел солнце через два дня.
Боги устали. Слишком древние, слишком утонувшие в толще памяти, своей и чужой, они сделали, что сумели. Не помогло. Осквернители были молоды, с горячей кровью, острым холодным умом и ненасытной жаждой. Их не ждала вечность, под их кедами чавкала холодная грязь, в которую им всем предстояло очень скоро уйти. Поэтому они спешили насладиться мигом победы, счистить мокрую землю с золотой диадемы, с радостной усмешкой поднять к растерянному солнцу парадный царский меч, поглядеться в умерший лик серебряного эллинского зеркала.
Боги отдали царя. Рычащий бульдозер отъехал в сторону, хмурые бородатые парни — гвардия экспедиции — склонились над чем-то темным, проступающим из-под желтой грязи. Остальных безжалостно отогнали прочь. Миг победы — он для всех, но делится не поровну.
— Как всегда, две главные камеры, — начальник Сергей Сергеевич, гордо попиравший армейскими ботинками бровку кургана, кивнул вниз, на дно раскопа. Там оскверняли царские кости.
— Царь и царица, — согласился образованный мальчик Максим, глядя куда-то в сторону. В этот жаркий день, день победы, ему стало как-то все равно. Сейчас заорут, сейчас скатится вниз напряженный фотограф, держа наготове свой «Любитель». Они выиграли. Вечером — футбол.
— Местные копали курган лет сто, — он поглядел на близкое село, поморщился, как всегда, при мысли о «подобных». — И не смогли ничего найти. Почему, Сергей Сергеевич? Они же целое метро нарыли! А мы нашли.
По губам начальника промелькнула улыбка, которую Сергей Сергеевич мог позволить себе только в такой день. Когда они приехали, Большой Курган и в самом деле походил на заросшую травой строительную площадку. Каждый в округе знал про казацкий клад, лежавший под желтой глиной, про спрятанного золотого коня с золотой уздечкой. Копали годами, целыми семьями, поколениями.
— Ты же понимаешь, Максим.
Сказать старшекурснику «ты» — непростительный промах даже для начальника, но в такой момент «ты» было подобно медали.
— Аборигены потеряли квалификацию, — не без удовольствия констатировал будущий заместитель. — Они не знали, где искать главную камеру с погребением. Ну а мыто знаем, Сергей Сергеевич!
Начальник дернул углом рта, затем вновь улыбнулся, но уже иначе — холодно и спокойно. Так улыбается брахман, думая о париях. Так наверняка усмехались в своем тартаре души древних грабителей, наблюдая за бесполезной суетой «аборигенов».
Внизу уже что-то нашли, но еще не кричали. Рано! Сейчас очистят поверхность, положат картонные цифры, фотограф зарычит, освобождая «кадр»…
— Сергей Сергеевич, — внезапно для самого себя заговорил Максим. — В каждом кургане — грабительские лазы. Они искали золото, это понятно. Но ведь опасно! Охрана, заклинания, обвалы, наконец. Мы нашли троих погибших… Неужели ими двигала только…
— Алчность? — подхватил начальник не без интереса. — Ты прав, подобное ремесло редко себя окупает. Заработать на жизнь можно иначе. Мне кажется, многими двигало то, что и нами. Тоже алчность — но другая.
Уточнять он не стал, как и Максим — переспрашивать. Они были одной касты.
— Нашли! Нашли! Нашли!!!
Царские кости уносить не стали. Собирать тоже — так и оставили разбросанными в грязи.
Нина встретила его возле длинного деревянного стола, за которым обедала экспедиция. Сейчас на гладкой клеенке сиротливо стояли две мытые пустые миски. Праздник начнется ночью.
Максим дымил сигаретой, глядя себе под ноги. Нину он не заметил.
— Ты куришь, — сказала она.
— Здравствуй.
Максим кивнул, поглядел, куда бы выбросить сигарету, но в последний миг раздумал. Всего третья за день, очень хотелось докурить.
— Завтра утром я уезжаю. — Нина подошла совсем близко, помолчала. — Если хочешь… Встретимся через час на том кургане.
— Где кладбище? — уточнил он без особой нужды.
Девушка не ответила и внезапно погладила его по щеке. Максим вздрогнул.
Проходивший мимо первокурсник с пониманием отвернулся.
На кургане было сыро. Солнце высушило траву, но земля все еще противилась, не отдавая холодную влагу. Этим ранним вечером все казалось иным, изменившимся. Старое кладбище подступило ближе, к самому подножию, лес, напротив, словно ушел к горизонту.
Максим пришел первым. Сигареты брать не стал — во рту и так скопилась горечь. Девушки еще не было, и он сел на привычное место, бросив поверх травы штормовку. В конце концов одному тоже неплохо. Можно думать, можно смотреть на старые заброшенные могилы, покрытые такой же высокой травой. Почему-то подумалось о все тех же «подобных», недостойных даже слова «плебс». Они раскапывали курганы, пытаясь найти золотого коня с золотой уздечкой — и отворачивались от могил отцов и дедов.
Максим знал, что прав, но на ум тут же пришло совсем иное. Из этих мест его предки, здесь погиб дед, но теперь для него эта земля — чужая. Неприятные люди, непонятная речь…
В школе Максим с трудом смог получить четверку по украинскому языку — и то ради среднего балла в аттестате. Английский знал лучше всех в классе, латынь учил с четырнадцати лет.