— А покладистей кого сыщу, — упорствовал Фрол. — Скареды!
— Ищи, ищи, — ворчали кощеи, крутя пальцами у виска.
Елизарыч насупился и на другой день с Обормотом под мышкой направился к колченогому Ваньке. Давешним летом Иван улетел на мотоцикле под откос, правую ногу ниже колена приголубило люлькой. Двойной перелом большой берцовой кости со смещением — записали в районной больнице. Лечили Ивана как могли, а могли они неважно. Поэтому Фрол курил сейчас с Ванькой на крылечке и вяло торговался.
Предмет торга, Василий, возлежал под чахлой березкой; в ее куцей тени и совершалась сделка. Неподалеку кружил, не решаясь погнать кота, Цыган — ублюдок терьера и овчарки. Год назад пес опрокинулся вместе с люлькой и с тех пор подрастерял бойцовые качества. Ванька держал Цыгана из жалости, в память о верной службе.
— Вспашешь да заборонишь, — толковал Фрол. — Опосля чекушку разопьем.
— Ну… — уклончиво разводил мослами Ванька. — Трактор ить не мой. Колхозный.
— Во! — напирал продавец. — Не твой. Стал-быть, можно. Не считается.
— Ну… — Иван затягивался крепким самосадом и кашлял с надрывом. — А вдруг?
Фрол чесал в затылке, и торг начинался по новой. Обормот насмешливо щурился на Цыгана; собака ожесточенно выкусывала репьи из хвоста, делая вид, что никого здесь и в помине нет. Двое рядились.
В итоге, устав препираться, ударили по рукам. Ни Иван, ни Фрол не очень-то верили в стариковские побасенки. В целительную силу Обормота верили, но в то, что задаром потребно — сомневались. Нашаромыжку? Щей похлебать, калачом заесть? Что ли, лопухи они?
Впрочем, коту шваркнули в миску полбанки тушенки и наблюдали — съест ли? Василий не оплошал, подмел вчистую. Не зря ж его Фрол с утра не кормил. Ну и сами за столом посидели. Чай, положено. Чай, по правилам-то и трактор с рук сойдет. Сравнили тоже — участок под картошку перелопатить или раз пожрать вкусно. С собой не дадут. Наворачивай, что поднесли. Сблюешь — твоя забота, меру знать надо.
Назавтра молодцеватый, бодрый, ничуть не хромающий Ванька выгнал со двора трактор, а час спустя перевернулся на ровном месте, измяв кабину в гармошку и сломав левую ногу.
На полувспаханном огороде завелись крысы.
В воскресенье, к обеду, в гости нежданно-негаданно нагрянул Илья. Когда еще обещался, а тут — нате, собственной персоной.
— Отпуск, значит, — загремел он с порога, едва поздоровавшись. — Готовь удочки, по заре на рыбалку… Эй, хозяин? Дома ли? Отстань, Обормот.
Никто не ответил; кот, урча, путался в ногах, выпрашивая еду. Подбегал к вылизанной до блеска миске, смотрел выжидающе. Илья заглянул в комнаты, покричал на улице; заметив на соседнем участке бабульку с граблями, поинтересовался — Елизарыча не видала?
— Видала, — подумав, согласилась бабка. — Дрова он колол, с утречка. Поддатый, соколик.
— Чего? — не расслышал Илья.
— Поддатый, говорю. Вишь, над баней дымок?
Илья задрал подбородок: из трубы курились белесые клубы.
Фрол обнаружился в предбаннике, где лежал, скрючившись, на лавке. В воздухе плавал едкий слоистый туман, глаза щипало; матюкаясь с загибом в душу-бога-черта и легион присных его, Илья распахнул дверь, подпер кочергой и проверил дымоход: заслонка чуть выдвинута, а вытяжка в самой бане… мать честная! Вытащив затычку, он в сердцах жахнул тряпьем об пол.
— Что ж ты? Угоришь ни зазря!
Кум засопел и перевалился на живот. Ухватив приятеля за шиворот, Илья сволок его с лавки и потащил к выходу; Фрол мычал и норовил сверзиться на карачки.
То ли пьяный, то ли сомлел дюже? Илья не понимал, что случилось с кумом. Спиртным от него не пахло, угореть не должон: печь в бане не чадила, дым скопился из-за перекрытой вытяжки. Фрол вел себя как дитя: потерянно мыкался по дому, тянул в рот что ни попадя, изъяснялся невнятно — скорее мычал, чем говорил.
Закралась у Ильи скверная мысль, да гнал он ее, словно чумную собаку. К чему напасть кликать?
— Елизарыч, есть хочешь? А я хочу. Садись-ка, нечего слоняться.
Наспех сварганив обед, Илья вскипятил чайник, поел и основательно взялся за кума. Переменил тому замызганную одежду, вымыл лицо, руки и, силком накормив жаренными с тушенкой макаронами, отвел в зал, где попытался выспросить. С тем же успехом можно было допытаться правды у сипло мякавшего Василия, который, почуяв запах мясного, выл не переставая и заткнулся, лишь получив законную долю.