Политическая наука. То, что сегодня называется политология. Ее тогда еще не было. Она возникнет через несколько десятилетий не у нас, а в Америке и так далее. Но уже были люди, которые мыслили по-научному. Были люди, которые пытались к реальной политике, к наличной эмпирической политике, подойти не с описательной точки зрения, а с точки зрения научной. И вот в современной политической науке, например, господствующим является так называемый элитистский подход, через элиты. Что политика -- это поле деятельности элит. Это поле конкуренции, поле их сотрудничества и прочая, и прочая, и прочая. Так вот, Сперанский был первым теоретиком элитизма в России. Он рассмотрел русскую верхушку как совокупность пяти элитных групп. И сказал, что вот, есть прогрессивные элиты, есть реакционные. И борьба между ними определит будущее России. А от царя, от фигуры императора, зависит. Он должен быть таким, модератором, дирижером, управлять этими элитами, чтобы не допустить, чтобы они съели друг друга. Не допустить, чтобы они развалили русское здание. Ну, не допустить того, чтобы никакого, никакой конкуренции не было. Потому что все живое, все свободное рождается в конкуренции. И он рисует эту картину, как должно быть. Кстати, так и произойдет. Борьба этих элит определит русский конец девятнадцатого столетия. И от того, как тот или иной царь будет руководить этой конкуренцией, борьбой, сотрудничеством, во многом будет зависеть русская история. В Сперанском мы имеем отца-основателя другой русской традиции. Либеральной. Правовой. Потому что то, что он предлагал, это, безусловно, привело бы Россию к усилению свободы. К усилению правового и юридического начала. Таким образом, в начале девятнадцатого века, в первой трети девятнадцатого века, в первой четверти девятнадцатого века мы сталкиваемся со случаем конкуренции и сотрудничества двух гениальных мыслителей, и основателей двух основных линий русской мысли. Охранительство, консерватизма. И либерализма правового и правовой государственности.
Вопрос: На протяжении веков в России постоянно возникал вопрос с религией. Сначала это было, ну, десятый век, выбрали то, что это будет христианство. Ближе к девятнадцатому веку вообще возник вопрос, нужна ли эта религия вообще. И не правильно ли будет взять западную религию, одну из западных. А в двадцатом веке религии вообще не стало. Вообще, влияние религии на русскую мысль, каково оно?
Ответ: Вопрос правильный, хороший, очень важный. Я должен несколько подправить. В девятнадцатом веке не было идеи отказаться от православия. Появились некоторые русские вольнодумцы, которые переходили. Либо становились вольнодумцами-атеистами, либо переходили в католицизм. Были такие случаи. Но я вам должен, кстати, сразу сказать, что в Российской империи, во всяком случае, того периода, о котором я вам рассказываю, было наличие совершенно разных… Российская империя, там жили и мусульмане. Да. А в русской аристократии было много протестантов, некоторые католики. Были выкресты. То есть бывшие иудеи, которые принимали протестантскую, скажем, веру. И шли на службу. Например, Аксельроде, канцлер и министр иностранных дел. То есть в этом смысле в девятнадцатом веке отказа от религии не было. Но действительно, кстати, религиозное начало, как мы знаем, выветривается. И потом атеизм в двадцатом столетии, воинствующее безбожничество. Это абсолютно советско-русский феномен, с которым никто никогда не сталкивался. Но влияние религии на русскую мысль огромно.
Забегая вперед, я хотел об этом рассказать в следующей лекции. Когда-то Петр Яковлевич Чаадаев, в 1842 году, своему парижскому корреспонденту, графу Серкуру, очень влиятельному политическому деятелю Франции того времени, написал: "В России все из православия -- и плохое, и хорошее". И, вообще, русская мысль, она по преимуществу религиозная. И Карамзин, и Сперанский были глубоко верующими людьми. И Карамзин, и Сперанский в своих идеях, я не сказал об этом, опирались, безусловно, на христианские религиозные начала. И Карамзин вводил в политику и в историю религиозное измерение. Сперанский является первым русским теоретиком социального христианства. То есть христианство должно пойти в мир, в общество. Христианство не должно замыкаться в церковной ограде, ограничиваться только процедурами и службами. Христианство должно творить в мире. Оно должно мирить, так сказать, работодателей и наемных работников. Мирить помещиков и их крепостных, и прочая, и прочая. Это были люди на громадной такой религиозной подпитке. И вся последующая русская мысль, она всегда будет религиозной.
Вообще, вне религиозного русского мыслителя очень трудно найти. И даже в двадцатом столетии мощное атеистическое направление русской мысли обладало такой религиозной интенсивностью, что было ясно, откуда все это берется. Понимаете? Я бы так ответил.
Вопрос: Вопрос касается Вашей концепции истории России с восемнадцатого до двадцатого века. Вы говорили, что в это время Россия, по сути дела, состояла из двух миров, чуждых друг другу, во многом враждебных. То есть, ну, не мир, а культуры. И верхов, и культура уже, так сказать, традиционного общества русского. То, что они друг другу, соответственно, были враждебными. Но как вообще Россия могла существовать при столь антагонистическом противоречии? Насколько власть может длительно существовать, не находя поддержки в народе? Вот. По-моему, тут стоит вспомнить, в качестве заметки, эпизод, о котором рассказывает Федор Михайлович, когда он говорил, что, когда он был ребенком, увидел в лесу волка. После этого он очень испугался, побежал. Его крестьянин успокоил, всячески, нежно и по-всякому. И Федор Михайлович был удивлен таким отношением к ему. К нему, представителю власти, по сути дела…вот этих вот верхов. Как вы можете это объяснить? Насколько возможно существование власти в России, не находя поддержки в народе?
Ответ: Да, я отвечу на этот вопрос по существу. Но сначала должен сказать, что у Федора Михайловича была еще и другая история жизни. Когда народ доказал свою любовь к роду Достоевских, как представителям власти. В определенном смысле. Крестьяне крепостные убили его отца. И вот эта вот сладенькая история с волком, она в духе такого, уже стареющего Федора Михайловича. Стилизующего отношение народа и власти. А реальность была такова. И пугачевщина показала, какая реальность.
Как власть жила? Ну, у власти было два начала. Охранительно-репрессивное. Подавлять, бить, не пущать, стрелять. С другой стороны, очень умелая, реформистская, технологичная, динамичная. Когда облегчалось крепостное право. Когда заботились о простом народе. И очень много. Когда думали, как отменить крепостное право. Как внести просвещение. И прочая, и прочая. Власть русская очень умелая, очень хитрая, очень умная, очень осторожная. Очень часто заботящаяся и хорошая, положительная. Был даже случай, когда власть и народ совпали друг с другом. Это война двенадцатого года. Это война двенадцатого года. Когда вот это противоречие между Онегиными и крепостными было преодолено. Вот в этом, в подвиге спасения Отечества. Читайте "Войну и мир". Это и есть пафос "Войны и мира". А что касается двух сословий... Там было все. Там было, например… Помните, такие, вы в школе же учили, "кающиеся дворяне". Да? Которые страдали от того, что они далеки от народа. Которые хотели отдать. Потом начнется хождение в народ. И вы помните, как народовольцы пошли в народ. Эти изысканные, эти избалованные люди, физически не готовые к физическому труду, которые бесплатно строили избы, принимали роды. Там, я не знаю, всякое делали. А народ сдал их в полицию, решил, что это какие-то шпионы появились, что ли. Чего это, за бесплатно и переоделись. Так не бывает. И прочая, и прочая, и прочая. Был и страшный антагонизм между верхами и низами. Была и отеческая забота. А был рациональный принцип. Помещики. Помещик Суворов, это наш гениальный полководец. Да? У него были крестьяне. Они по пьянке пропили все. Он заново купил им скот и все остальное, и сказал: "Еще раз -- и…". А почему он это сделал? Не потому, что он был добрый, а потому что он был умный. Он понимал, что если они на него работать не будут, то как он жить-то будет? Да? Все это ясно. И, опять же, почитайте "Войну и мир". В финале Николай Ростов. Да? Николай Ростов. Это, видимо, отец Льва Николаевича. Да? Вот такой, как бы, литературный персонаж. Его крестьяне очень любят. А он с ними жесток. Он с ними начальник. Он барин. Он хозяин. И это тоже было. Но то, как по-настоящему они друг к другу относятся, показала русская революция. Пятого года, семнадцатого года. Как народ поступил со своими бывшими властителями. И они во многом это заслужили. Так что благости не было. Была бомба. Жили на вулкане. Вулкан рванул. Но это все метафоры. А в реальной жизни ведь люди, ну, живут себе и живут. Вот я, например, пережил события девяносто первого года, девяносто третьего года, когда в России были революции. Но я их не пережил так, что я с утра до вечера только об этом думал. Ну как-то люди справляются с этой жизнью. Так и тогда. И были случаи, действительно, идеальные и не идеальные.