Там, на берегу, определённо видели корабли противника. Казалось бы, ясно — имея втрое меньше пушек и бойцов, надеяться не на что. Только поднять флаг капитуляции и приступить к обсуждению условий сдачи.
Но над Святским фортом по-прежнему развевался русский крепостной флаг. Они вздумали принять бой?
— Ожидание затянулось, — промолвил французский капитан де Сангрэ. — Я возвращаюсь на «Кардинал» и жду вашего сигнала.
Корабли начали входить в бухту. Слышался лишь плеск волн, шорох снастей, свистки и крики команд. Город и берега были безмолвны.
И тут ударили пушки Северомыссской батареи, ближе всех к которой оказался левым бортом «Шарлемань».
— Началось, — вздохнул белоглазый голландец, всматриваясь в дымки, вылетавшие из леска на севере бухты. — Дьявол, они ловко замаскировали артиллерию! В жизни бы не догадался, что там скрыта засада. Ну, француза потреплют, пока он не возьмёт круто на зюйд!.. Ветер слаб; как бы паровику не пришлось брать их на буксир…
В порту Святска война застала иностранные торговые суда — бременский «Зеевульф» и «Марес» из Харлема. Экипажи изнывали от неопределённости и оттого, что кабак перестал торговать «ржаным вином». Ни ведро на вынос, ни даже чарки купить стало невозможно.
— Камрад, — душевно подступил голландец к Иоганну, — я видел у тебя фляжку. Я не прошу об угощении. Плачу три пиастра за глоток.
— Это не фляжка, ты ошибся. — Отогнув полу сюртука, Смолер показал заложенный за пояс револьвер «лефоше».
— Понятно, — подмигнул голландец. — Когда пойдёт неразбериха, можно будет поживиться. В таком деле надо иметь гарантии, верно? Удачи, камрад.
Иоганн был слишком взволнован, чтобы высказать голландцу свои мысли на сей счёт. Над бухтой гулко гремели залпы, испуганные чайки поднялись на высоту и жалобно кричали. Народ собрался на возвышенностях, наблюдая за боем и возбуждённо споря — потопят наши супостатов или те успеют убежать?
«Грифон» прикрыл побитого «Шарлеманя» огнём. Бомбы флагманского фрегата взрывали землю у самого бруствера и с грохотом лопались над батареей. Дым и гарь облаком заволокли лесок на Северном мысу, ответные выстрелы русских стихли, а на кораблях раздались восторженные возгласы.
«Посылайте десант, — просигналил Фарли капитану де Сангрэ. — Заклепайте пушки и захватите комендоров. Нам нужен этот плацдарм для наступления на город».
Затаив дыхание, люди на берегу следили, как с «Кардинала» спускают баркасы и десантные боты, как в них садятся морские пехотинцы. Человек триста с гаком! Заблестели вёсла, десант поплыл к разбомбленной батарее.
— А что Южномысская молчит? — шумели кругом, когда Иоганн проталкивался сквозь людское скопище, чтобы оказаться повыше, для лучшего обзора. — Им далеко, не дострелят! Эх, туда бы солдат — пушкарей-то на Северном мало!..
«Так быстро! — горестно подумал Иоганн, глядя за движением десанта. — К обеду они войдут в город. Увы, не за этим я сюда плыл — а придётся описывать разгром колонии… Силы слишком неравны, личная доблесть тут ничего не решит».
Дым над батареей рассеялся, баркасы и боты были почти у черты прибоя, когда грохот и огонь внезапно дали знать, что Северомысская жива. Водяной фонтан с обломками и телами людей взметнулся там, где миг назад плыл большой бот. Следом накренился и опрокинулся баркас, накрыв французов будто крышка гроба.
— Ура! — заорал берег, размахивая руками. Иоганн кричал вместе со всеми, захваченный их воодушевлением, хотя на его глазах гибли десятки людей.
Однако цель была близка, а морпехи не потеряли присутствия духа. Высадившись, они бойко построились в боевой порядок и дружно прянули к брустверу, за которым — как недавно им казалось, — никого не осталось в живых.
— Картечью! Картечью! — вопили в порту, словно их могли услышать на батарее. Кричавшие не знали, что картечи имелось всего на два заряда, а времени, чтобы снарядить уцелевшие пушки, не было вовсе.
«Их сомнут и растопчут», — мелькнуло в сознании Смолера.
Здесь произошло событие, первое и последнее в своём роде за всю историю Русской Океании. Началом его стал крик, ужасавший Европу со времён Тридцатилетней войны, когда вольная славянская кавалерия показала себя во всём кровавом блеске:
— Каза-а-аки!
Об этом сюрпризе бостонские китобои не могли поведать коммодору Фарли — посещая колонию в мирное время, они не видели казаков вместе и, что называется, в деле.
Французы дрогнули. Должно быть, сказалась историческая память тех времён, когда казаки гнали Наполеона из России, а затем гарцевали по парижским улицам. И вот — вновь эти жуткие всадники Апокалипсиса на огненных конях!..