— Вы теперь свой.
Алёна еле уняла приёмыша с его бурчанием, уложила Захара и Стаху спать.
Дальше её разговор с Иоганном шёл тихо — и далеко, далеко, до утра.
От седловины Ерохина перевала дорога шла на север. Святск виделся словно игрушечный город — мозаика домов вокруг серой твердыни форта, а дальше — синева бухты. В голубизне над головой — ни облачка.
Иоганн оглядывался, наслаждаясь дивной и прозрачной панорамой.
«Прекрасное место! поистине священное… Дорога в небо открыта, осталось вступить на неё».
Утро заливало позолотой горы и леса, на высоте дышалось свободно; голоса разносились далеко и звонко:
— Не, англичанка сюда не пойдёт! Как им пройти?
— Откуда им знать, что дорога перекопана? Сдуру и попрут.
— Батарею бы настоящую врыть, не кое-как. И пушек не две, а четыре поставить.
— Верно, Сеня, инженер-поручик позабыл тебя спросить.
— Эй, немецкий! Тебя как звать?
— Называйте Иваном, — отозвался Иоганн, наблюдая за идущей вдаль белой дорогой. — Это будет точный перевод.
— Правда, что у англичанки под короной — рога?
— Королеву Викторию я лично не видел, только на гравюре и дагерротипе. Никаких рогов не замечал.
— Есть рога, — уверенно говорил здоровяк Сеня. — Чистая сатана.
— А, вон и подмога бежит! Захар, чего принёс? вали к нам!
— Это еда. — Запыхавшийся Захарка подал бойцам корзину. Рогатина, естественно, была при нём.
— Захария, ответь честно — тебе разрешили пойти сюда или ты ушёл самовольно?
— Иду-у-ут! — прокричал издали всадник, пыливший по белой дороге. Бойцы зашевелились, загудели; корзина вмиг была опустошена.
— Я останусь. — Захарка упёр древко рогатины в землю; карий глаз его смотрел твёрдо.
— Ваше благородие, — обратили внимание лейтенанта Гаврилова на нового бойца, — малый тетен к нам прибился. Гнать его?
Офицер смерил паренька взглядом:
— Охотник?
— Так точно, ваше благородие.
— Становись на левый фланг. Вперёд не лезь, держись между штыками. Ну! — Гаврилов огляделся, озирая обращённые к нему суровые, охваченные жаром и страхом лица. — Братцы, вот наше утро. Позади склон; отступать — перебьют. Впереди склон — нам подспорье. После залпа ударим с разбега в штыки, на «ура», а дальше — как Бог даст. Всем ждать команды! Комендоры, стрелки — до команды ни звука.
Красные мундиры англичан приближались как шествие жирных муравьёв. Иоганна охватил трепет: «Их гораздо больше!»
Рядом Захар тискал пальцами рогатину и шептал что-то на тетенском языке. Должно быть, молился старым богам.
«Дорога в небеса… Странное место мы выбрали для обороны. Словно взошли на алтарь. Здесь должна пролиться кровь. Кто-то станет жрецом, кто-то — жертвой. Всё решит жребий. Я готов метнуть его? Да».
Сзади, издалека, раздались пушечные выстрелы. Привставая, бойцы глядели на город — там, по синему шёлку бухты, к порту приближались фрегаты, рассылая бомбы по береговым батареям. Стоящий на якорях «Аскольд» отвечал им частой пальбой; вдобавок, вели огонь и батареи порта.
Иоганн увидел разрывы бомб среди городских улиц. Местами заполыхали пожары.
«Боже, что там сейчас творится?!»
— Назад не смотреть! — заорал Гаврилов. — Батарея — то-о-овсь!
Английский строй несколько смешался, заслышав голос от седловины, но упорно продолжал маршировать к перевалу.
— Пли!
Две картечных гранаты лопнули, разрывая строй красных мундиров; следом грянул нестройный залп, выбивая англичан. Лейтенант вскочил:
— Ребята, за мной! в атаку! Ур-р-аа!!
Защитники перевала поднялись и ринулись в штыки, со склона вниз.
Как следовало, Иоганн выбрал своей мишенью офицера — и попал, без сомнений. Теперь не оплошать бы в штыковой — этот вид боя был ему в новинку.
С неистовым криком он мчался вперёд, слыша выстрелы штуцеров, не думая о летящих навстречу жгучих пулях. Сабля колотила по ногам.
Мельком бросил взгляд вправо — Захарка бежал, держась чуть позади.
«Что я скажу Елене, если мальчика убьют?»
Бегущие падали под огнём англичан, но Гаврилов с расчётом выбрал момент залпа и атаки, чтобы быстро войти в столкновение с противником.
Красный мундир механическим, заученным движением попытался отбить штык Иоганна в сторону. У этнографа сработал навык фехтовальщика — он уклонился и мгновенно нанёс смертельный колющий удар.
Прежде он не убивал. Ощущение штыка, входящего в живое тело, передалось ему по ружью как электрический разряд — ах! плоть, кость, податливая мягкость внутри.
Рывок назад — штык выдернут, хлынула кровь. Англичанин округлил глаза, схватился рукой за грудь, вздохнул — и рухнул.