Выбрать главу

Самих школ и направлений в обычном понимании этого слова в России более полувека не существовало в результате "идеологической политики партии". Официально публикующаяся поэзия в иные периоды унифицировалась более жестко, в иные — менее, но за пределы канонов модернизированного классицизма (соцреализма) ее старались не выпускать. Когда же в девяностых годах появилась, казалось, желанная пестрота, то она на поверку оказалась кучкой манифестов, не подтверждённых самой литературной действительностью.

Возникновение групп и группок, попытки написания этих широковещательных манифестов, сочиняемых "для истории", скорее во все времена была детская игра, чем осознание смысла того или иного перекрестка на пути литературного процесса. "Школу определяют не современники, это происходит задним числом, оно и к лучшему" (В. Вейдле) Надежнее верить в тех, кто пишет стихи, а не манифесты…

Разделение по периодам или поколениям безусловно точнее, чем по иным критериям, хотя и тут границы размыты. Поэтому я предлагаю свою периодизацию внутри рассматриваемого тридцатилетия, хотя сознаю, что и она приблизительна. Но каждое из поколений всё же отражает свой отрывок истории. Хочет оно того, или нет, но между поэтами-ровесниками всегда есть сколько-то общего.

Итак я разделил книгу на четыре части

Первая её часть — "Последние из могикан" — о поэтах, сформировавшихся в конце "Серебряного века", но продолжавших еще писать после 1956 года. Это поэтическое поколение почти не дожило до "оттепели". Но лучшие, кто дожил (не Городецкий, к примеру, а А.Ахматова. Б.Пастернак, или П. Антокольский) передали эстафету русской поэтической культуры не следующим за ним стихотворцам, а точно через поколение. И вот почему:

Следующее за остатками «серебряного века» поколение — это были те, кто начал публиковаться в тридцатые годы, а то и в дни войны, те, кто не имел никаких традиций, ибо у большинства из них были промыты мозги всею мощью советского идеологического аппарата. Одни из поэтов этого поколения (так наз. «ровесников октября» и немного более младших,) и не могли иметь традиций по причине вопиющей безграмотности, беспрецедентной в истории мировых литератур, и косвенно поощрявшейся властями, а те, кто всё же имел какое-то подобие общей культуры, старались как можно крепче забыть, то что им досталось от отцов, по причине верноподданности, обусловленной или романтической верой или просто страхом. Безграмотность этих «сталинских соколов» от литературы была весьма воинственна, агрессивна и возводилась официально в достоинство вплоть до анекдотических форм:(«Вон, Петя, видите — ничему никогда не учился, а потому как самобытен!» и. т. п. Это поколение, в котором процент широко печатавшихся непоэтов (ходивших по редакциям, размахивая вырезками из дивизионных газеток) был просто чудовищен, оно и заняло в литературе место тех, кого зачастую руками этих "надёжных" людей и уничтожали.

Оговорюсь, что среди уничтоженных физически или духовно тоже далеко не все были гении. Нередко в лагеря или под расстрел попадали и полные бездарности. Но в шестидесятых годах в обществе проявилась, в порядке кидания в противоположную крайность тенденция всех погибших или отсидевших производить чуть ли не в великие. Не надо, как писал позднее И. Бродский, терновый венок автоматически превращать в лавровый. Ну к примеру, в шестидесятых раздували очень искренне и старательно Бориса Корнилова — весьма посредственного стихотворца. Он был весьма типичен для этого поколения, оглохшего от «маршей энтузиастов» или «песни о встречном» (автор её тот же Корнилов)

Так или иначе, наиболее беспринципные и бездарные люди из этого поколения и поныне претендуют на то, что выросли они на пустом месте, а не на руинах разрушенной ими "буржуазно-помещичьей куль¬туры" (читай — русской культуры). Начатая еще пролеткультами (вспомним булгаковского Берлиоза) попытка "свой, новый мир построить" притащила бесчисленное количество имен стихотворцев и постарше, и этого поколение, именующего себя " фронтовым" (они же "ровесники октября"). Поэзия ушла из их "нового мира" как песок сквозь пальцы, и батальоны советских критиков срочно начали искать для них корни (после войны быть «без корней» уже стало несолидным). Именем В.Маяковского, а затем А.Пушкина и Н.Некрасова прикрыть позор этой массовой стандартизации слова не удалось. Но это поколение, за исключением буквально единиц, бывших действительно поэтами — оказалось единственным идеологически надежным. (точнее не поколение, а те, кто выжил из него, поскольку по законам советского «социализма» возможности выжить и сделать карьеру тем больше, чем виднее бездарность)