Первой реакцией Москвы (август 1920) было решение взять непокорную губернию в осаду. Публично восставших назвали бандитами, действующими по наущению партии эсеров. Впрочем, власти прекрасно знали, как явствует из их служебных документов, что восстание вспыхнуло стихийно и поводом послужило сопротивление продотрядам. Хотя многие местные эсеры поддержали восстание, центральные органы партии отрицали какую бы то ни было свою связь с ним: Бюро эсеров отозвалось о нем как о «полубандитском движении», и ЦК партии запретил ее членам всякое с ним сношение43. ЧК, однако, воспользовалась Тамбовским восстанием для ареста всех эсеровских активистов, до которых сумела добраться.
Когда стало очевидно, что регулярная армия не может справиться, Москва в конце февраля 1921 г. направила в Тамбов Антонова-Овсеенко возглавить полномочную комиссию. Наделенный широчайшими полномочиями, он должен был докладывать обстановку непосредственно Ленину. Но его преследовали неудачи, в большой мере это объясняется тем, что многие красноармейцы под его командованием были сами из крестьян и сочувствовали восставшим. Стало очевидным, что единственный способ подавить беспорядки — это перенести удар на мирное население, поддерживающее восставших, и тем самым изолировать мятеж, а это требовало применения методов неограниченного террора: концентрационных лагерей, расстрела заложников, массовых депортаций. Антонов-Овсеенко запросил разрешения у Москвы и получил «добро»44.
* * *
В течение зимы 1920—1921 гг. положение с продовольствием и топливом в городах Европейской части России напоминало ситуацию накануне Февральской революции. Разруха на транспорте и нежелание крестьян расставаться со своей продукцией создали катастрофическое положение с поставками продовольствия; чувствительнее всего снова пострадал Петроград, наиболее удаленный от центров сельскохозяйственного производства. Заводы останавливались из-за нехватки топлива; многие покинули города; те, кто оставался, ездили в деревню выменивать мануфактуру, выданную им бесплатно правительством или вынесенную с предприятий, на провизию, но на обратном пути их ожидали «заградительные отряды», конфисковывавшие всю добычу.
На таком фоне в феврале 1921 г. матросы Кронштадта, «гордость и краса Революции», по словам Троцкого, подхватили знамя мятежа.
Искрой, разжегшей это пламя, явилось распоряжение правительства от 22 января о сокращении на одну треть норм на хлеб в ряде городов, включая Москву и Петроград, на период в десять дней45. Эта мера была вызвана нехваткой топлива, парализовавшей движение на многих железнодорожных линиях46. Первые протесты стали раздаваться в Москве. На конференции беспартийных металлистов Московской губернии, состоявшейся в начале февраля, раздавались резкая критика экономической политики властей, требование упразднить «привилегии» в нормах для всех без исключения, в том числе работников Совнаркома, и заменить выборочное изъятие продуктов чем-то вроде регулярной подати. Некоторые ораторы призывали к созыву Учредительного собрания. 23—25 февраля многие московские рабочие вышли на забастовку, требуя, чтобы им позволили доставать провизию самостоятельно, помимо официальной системы нормирования47. Эти беспорядки были подавлены силой.
Недовольство перекинулось на Петроград, где нормы питания для промышленных рабочих сократились до 1000 калорий в день. В начале февраля 1921 г. из-за нехватки топлива пришлось закрыть некоторые крупнейшие предприятия города48. 9 февраля по городу прокатилась волна стихийных стачек: Петроградская ЧК не нашла никаких признаков «контрреволюции», видя чисто экономические причины волнений49. С 23 февраля проходили фабрично-заводские митинги, которые иногда заканчивались демонстрациями. Поначалу петроградские рабочие требовали лишь права ездить в деревню за продуктами, но вскоре, возможно, под влиянием меньшевиков и эсеров, включили и политические требования, призывая к проведению честных выборов в советы, свободы слова и прекращения полицейского террора. И здесь антибольшевистские настроения нередко сопровождались антисемитскими лозунгами. В конце февраля в Петрограде возникла реальная угроза всеобщей забастовки. Для предотвращения этого ЧК предприняла арест всех лидеров меньшевиков и эсеров в городе, в обшей сложности 300 человек. Попытка Зиновьева успокоить взбунтовавшихся рабочих не возымела успеха: аудитория была настроена слишком враждебно и не дала ему говорить50.
Столкнувшись с дерзким неповиновением, Ленин повел себя в точности как четыре года назад царь Николай — прибег к помощи войск. Но если последний царь действовал, словно сам того не желая, как бы под давлением обстоятельств, и скоро уступил, то теперешний вождь был готов пойти на все ради сохранения власти. 24 февраля Петроградский комитет коммунистической партии учредил «Комитет обороны» — от кого предполагалось обороняться, не уточнялось, — который в выражениях, весьма напоминающих распоряжения генерала Хабалова 25—26 февраля 1917 г., объявил военное положение и запретил уличные собрания. Комитет возглавил Зиновьев, которого анархист Александр Беркман назвал «самым ненавистным человеком в Петрограде». Беркман слышал выступление одного из членов этого комитета, большевика М.МЛашевича, выглядевшего «толстым, жирным и оскорбительно чувственным», который прогнал протестующих рабочих, «как вымогающих подаяние попрошаек»51. Бастующих рабочих уволили, что означало для них лишение даже скудного продовольственного пайка. В Петрограде и всюду по стране власти продолжали арестовывать меньшевиков, эсеров и анархистов, чтобы изолировать их от бунтующих «масс». Если в феврале 1917 г. главным источником волнений здесь был гарнизон, то теперь им стали заводы и фабрики. И все же стоящие в Петрограде части Красной Армии тоже доставляли властям беспокойство, поскольку некоторые из них объявили, что не примут участия в подавлении рабочих демонстраций. Эти части разоружили.
Новость о рабочих волнениях в Петрограде докатилась до крепости в Кронштадте. Ее десятитысячный матросский контингент всегда выказывал предпочтение анархизму без какой бы то ни было идеологической ориентации, преисполненный ненависти к «буржуям» вообще. В 1917 г. эти настроения помогли большевикам, теперь они обернулись против них. После октябрьских событий симпатии к большевикам в Кронштадте пошли на убыль, и, хотя в 1919 г., защищая Петроград, матросы храбро сражались на стороне красных, они без всякого восторга относились к власти, в особенности после окончания гражданской войны52. Осенью и зимой 1920—1921 гг. половина членов кронштадтской парторганизации, насчитывавшей 4 тыс. человек, вернули билеты53. Когда дошли слухи, будто по бастующим рабочим в Петрограде открыли стрельбу, делегацию матросов послали разузнать, что в действительности произошло; вернувшись, они рассказали: с рабочими обращаются как в царских тюрьмах. 28 февраля команда линкора «Петропавловск», недавнего оплота революции, вынесла антибольшевистскую резолюцию. Они призывали провести перевыборы Советов тайным голосованием, требовали свободы слова и печати (правда, лишь для рабочих и крестьян, анархистов и левых социалистических партий), свободы собраний и профсоюзов и предоставления крестьянам права по своему усмотрению распоряжаться землей, не пользуясь наемным трудом54. На следующий день эта резолюция была принята почти единогласно митингом матросов и солдат в присутствии Калинина, присланного усмирить бунтовщиков. Многие коммунисты, присутствовавшие на собрании, тоже проголосовали за эту резолюцию. 2 марта матросы создали Временный революционный комитет, который должен был взять на себя руководство островом-крепостью и организовать ее оборону в случае ожидавшегося нападения с материка. Мятежники не питали иллюзий относительно своей способности долго противостоять напору Красной Армии, но рассчитывали сплотить вокруг себя народ и склонить на свою сторону вооруженные силы.