Весь план был еще одной утопией, не учитывающей затрат и зашедшей в тупик из-за нехватки средств: скоро стало понятно, что его реализация требует ежегодных затрат в размере 1 триллиона золотых рублей (500 миллиардов долларов) в период на ближайшие 10—15 лет. «При наличии практически не работающей отечественной индустрии и полным отсутствии сельскохозяйственного экспорта для закупки за границей необходимого оборудования и технической документации, — по словам одного советского историка, — вся эта затея с электрификацией действительно смахивала на "электрофикцию"»114.
В целом экономические мероприятия, проводившиеся с марта 1921 г., выражали, по сути, утрату прежних иллюзий о построении коммунизма в России. Одерживая победы всюду, где решала грубая сила, большевики оказались наголову разбиты на хозяйственном фронте, бессильные перед непреложными законами экономики. В октябре 1921 г. Ленин признал: «Мы рассчитывали — или, может быть, вернее будет сказать: мы предполагали без достаточного расчета — непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране. Жизнь показала нашу ошибку»115.
* * *
Для большевиков утрата контроля над экономикой, позволившая хоть в известных пределах возродиться частному предпринимательству, таила серьезную политическую угрозу. Поэтому экономическую либерализацию они сопроводили усилением контроля в сфере политической. На XI съезде партии Ленин так объяснял резоны этой, казалось бы, противоречивой политики: «Отступать после победоносного великого наступления страшно трудно; тут имеются совершенно иные отношения; там дисциплину если и не поддерживаешь, все сами собой прут и летят вперед; тут и дисциплина должна быть сознательней и в сто раз нужнее, потому что, когда вся армия отступает, ей не ясно, она не видит, где остановиться, а видит лишь отступление, тут иногда достаточно и немногих панических голосов, чтобы все побежали. Тут опасность громадная. Когда происходит такое отступление с настоящей армией, ставят пулеметы и тогда, когда правильное отступление переходит в беспорядочное, командуют: "Стреляй!". И правильно»*.
* Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 88—89. Ленин уже говорил о пулеметах как средстве решения политических проблем на предыдущем X съезде партии. Когда же докладчик от рабочей оппозиции указал на опасность обращения пулеметов против несогласных, Ленин, по-видимому, единственный раз в жизни принес публичные извинения и пообещал никогда не прибегать к таким выражениям (Десятый съезд РКП(б): Стеногр. отчет. С. 544). Вероятно, он позабыл о своем обещании, потому что через год заговорил в том же духе.
Период с 1921 по 1928 г. характеризовался, таким образом, сочетанием экономической либерализации с усилением политических репрессий. Последние выразились в подавлении тех независимых институтов, которые еще сохранились в России, а именно православной церкви и конкурирующих социалистических партий, в усилении карательных мер по отношению к интеллигенции и университетам, сопровождавшихся массовыми высылками из страны представителей духовной элиты, признанных наиболее опасными, в ужесточении цензуры и уголовного законодательства. Тем, кто возражал, что такие действия могут произвести дурное впечатление за границей как раз в тот момент, когда экономическая либерализация возвысила престиж государства, Ленин отвечал, что нет нужды «угождать "Европе"», а следует «продвинуться дальше в усилении вмешательства государства в "частноправовые отношения ", в- гражданские дела»116.
Главным орудием такого вмешательства была политическая полиция, которая при нэпе была преобразована из орудия слепого террора во всеохватывающее ведомство государственного аппарата. Согласно служебной инструкции, в ее новые задачи входило пристально следить за экономическими условиями, предотвращать «саботаж» антисоветских партий и иностранного капитала и обеспечить высокое качество и своевременную поставку товаров государству117. Чтобы понять, насколько политическая полиция пронизывала все сферы советской жизни, достаточно взглянуть на то, какие посты занимал в разное время ее глава Ф.Э.Дзержинский: наркома внутренних дел, наркома путей сообщения, председателя ВСНХ.
ЧК ненавидели все, и дурную славу, какую она заслужила, проливая потоки невинной крови, упрочило еще и мздоимство и коррупция, процветавшие в ее аппарате. В конце
1921 г. Ленин решил реформировать ЧК по образцу царской тайной полиции. Из сферы полномочий ЧК изымались обычные преступления (в противоположность государственным), которые отныне переходили в ведение Комиссариата юстиции. В декабре 1921 г., приветствуя успехи ЧК, Ленин разъяснял, что при нэпе требуются иные методы безопасности и что «революционная законность» была велением времени: стабилизация страны сделала возможным «сужение» функций политической полиции118.
Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) была распущена 6 февраля 1922 г. и немедленно заменена другой организацией, с безобидным названием Государственное политическое управление (ГПУ). (В 1923 г., после образования Советского Союза, она была переформирована в ОГПУ, то есть Объединенное ГПУ.) Руководство осталось неизменным, и во главе его, как и прежде, стоял Дзержинский, его заместителем — Я.Х.Петерс, да и все прочие остались на своих местах, «так что почти ни один чекист не покинул Лубянку»119. Как и царский департамент полиции, ГПУ входило в состав министерства, или, по-новому, комиссариата внутренних дел. Ему вменялось в обязанность подавление «открытых контрреволюционных выступлений, в том числе бандитизма», борьба со шпионажем, охрана железных дорог и водных путей, охрана государственных границ и «выполнение специальных поручений по охране революционного народа»120. Другие преступления попадали в сферу действия судов и революционных трибуналов.
На первый взгляд, ГПУ пользовалось меньшими правами, чем ЧК. Но в действительности это было не так. Ленин и его сподвижники верили, что проблемы создают люди и что решить их можно, устранив смутьянов. В марте 1922 г., не прошло и месяца после создания ГПУ, Ленин наставлял Петерса, что ГПУ «может и должно бороться со взяточничеством и другими экономическими преступлениями» и карать расстрелом по суду: директиву на этот счет следовало представить Наркомюсту через Политбюро121. Декрет от 10 августа уполномочил Наркомвнудел в административном порядке высылать граждан, причастных к «контрреволюционной деятельности», за границу или в установленные местности в России сроком до трех лет122. В приложении к этому декрету, изданному в ноябре, ГПУ даровалось право бороться с «бандитизмом», как оно сочтет необходимым, не прибегая к законной процедуре, вплоть «до казни через расстрел», кроме того, позволялось сопровождать ссылку принудительным трудом123. В январе 1923 г. судебные полномочия ГПУ были еще более расширены правом применять административную высылку «к лицам, пребывание коих в данной местности (и в пределах Р.С.Ф.С.Р.) представляется по их деятельности, прошлому, связи с преступной средой с точки зрения охраны революционного порядка опасным»124. Как и при царизме, высланных сопровождали под вооруженным конвоем до места назначения, часто пешком в суровых условиях. Теоретически приговор о высылке выносил Комиссариат внутренних дел по рекомендации ГПУ, на деле рекомендация ГПУ была равносильна приговору. 16 октября 1922 г. ГПУ получило право выносить приговор и даже приводить его в исполнение без суда в отношении лиц, повинных в вооруженном грабеже и бандитизме и пойманных на месте преступления125. Таким образом, менее чем за год с момента своего возникновения как органа «революционной законности» ГПУ обрело равные с ЧК права распоряжаться жизнями советских граждан.