"Театр одного зрителя. Раскручивая репрессии в музыке, театре и кино, власти так и не придумали, что предложить взамен запрещенному","Сразу несколько знаковых событий в сфере культуры произошли на этой неделе в России: присвоение Александринским театром пьесы Бориса Акунина (в письме нынешнему экстремисту, запрещенному на территории РФ, элегантно объясняют, что поскольку пьеса «1881» основана на историческом материале, то подлинным автором ее является, так сказать, народ, а также «творческая группа постановки»). Призывы Z-патриотов наказать съемочную группу фильма «Мастер и Маргарита» — за антипартийные, так сказать, взгляды и критику сталинизма; но фильм при этом «пусть идет» (ведь на его создание потрачены народные опять же средства). Наконец, попытка депортировать из Таиланда в Россию вопреки их воле группу «Би-2» — чтобы видимо, показательно наказать (попытка, как мы уже знаем, не удалась). На каком основании? Примерно у половины группы — иностранное гражданство, но поют-то они по-русски, против войны — в этом, стало быть, и состоит их вина; такова, видимо, логика размышлений режима. И пока музыканты уже летели в Израиль — началось повальное изъятие из библиотек книг популярнейшей Людмилы Улицкой (на днях лишенной звания почетного профессора РХТУ). Когда складываешь все это вместе и пытаешься понять — из какой это пьесы, что все это означает и напоминает, можно, конечно, просто сказать: это советский театр. Репрессии вполне сталинские — против культуры — набирают новые обороты; или, точнее, не сбавляют оборотов, скажем, с конца 2023-го (с попыток «отменить» сразу пятерых главных российских писателей — Сорокина, Ерофеева, Улицкую, Быкова и Акунина). Когда мы сегодня говорим, что «власть действует по-советски», мы представляем себе, прежде всего, жесткость широкого профиля, насилие. Забывая, что в основе «советского» лежит еще и особое отношение к понятию собственность — ключевому термину марксизма ленинского толка. Нет ничего частного — вся собственность принадлежит народу, как известно (а на самом деле, конечно, государству). Эта экономическая догма переносится автоматически на отношение к личности: тоталитарному государству принадлежат не только фабрики, заводы, пароходы — но и заодно тела, души, идеи. Все вокруг народное. С художниками государство поступает так же, как и с вещами — может делать с ними что угодно (не говоря уже о соблюдении авторского права). Путинская власть взяла за образец и приближается именно к сталинской модели управления — которая является ролевой для всего советского строя; все остальное — с оттепелью и брежневщиной — отклонение от нормы или временные компромиссы. Сталинская модель опознается нами и по вот этому нынешнему ощущению невидимых щупалец, которые могут дотянуться до каждого, в любой точке земного шара, по этому вот сигналу — «мы достанем любого». Или — что немаловажно — лишим вас личности, имени, званий, произведений и т.д. То есть — лишим смысла, обнулим само ваше существование. Это, конечно, в своем роде сверхзадача. Cталинизм, в отличие от поздних лайт-вариантов, точно так же маниакально желал мести, жаждал достать наиболее рьяных врагов даже за границей, как это было с похищением или убийством, например, белогвардейских генералов. Деятелей культуры он тоже мечтал вернуть назад - но уговорами и обещанием хорошей жизни (что кстати и получилось с Алексеем Толстым, Шкловским, Куприным и другими). Но советская власть, в отличие от нынешней, не особо «парилась» по поводу физических тел контрреволюционных писателей или исполнителей, а также их произведений. Попытка вернуть на родину хитростью отъявленных белогвардейцев «Би-2» чтобы их, допустим, привселюдно наказать, желательно на Красной площади — это еще можно представить в рамках сталинского театра; но вот присвоение произведений врагов советской власти, как в случае с Акуниным — это как-то совсем уже too much. Запрет вредного фильма - это вполне ок; но вот чтобы антисоветское произведение (А «Мастер и Маргарита» Михаила Локшина —- именно антисоветское и антисталинское кино, что пропагандисты нутром и чуют) клеймилось в партийной печати, но при этом продолжало идти с успехом в кинотеатрах страны — такого даже при Брежневе представить мы не можем. Что же это в таком случае? Чтобы антисоветское произведение продолжало идти с успехом в кинотеатрах страны — такого не было даже при Брежневе Путинский тоталитаризм — это в общем-то не столько даже шахматы, сколько шашки. Чем больше сделано ходов, тем меньше вариантов остается. В рамках нового курса на тотальную войну вроде бы все ясно, что дальше — надо давить, сажать и не пущать (или, наоборот, хватать). Это закономерно. Но здесь путинская власть столкнулась с так называемой «ловушкой следующего хода». Сами носители нынешний «истины» помнят свою юность, помнят, что все официальное запрещенное (запретный плод) приобретает влияние на умы в разы большее, чем даже можно было бы предположить. Один Солженицын со своим «Архипелагом ГУЛАГом» каких бед натворил… Путинизм пришел к власти именно с учетом прежних ошибок (не повторим ошибок тов. Брежнева, Суслова и тд); не будем ничего художественного явно запрещать, или будем оставлять широкие прорехи, лазейки для населения — чтобы даже запрещенное таковым не выглядело. И вот теперь, на 24-м году жизни режима логика тотальной войны подсказывает следующий ход — не оставлять уже никаких прорех. При этом «не двигаться» тоже нельзя — а заднего хода, как известно, нет (как в шашках). Но следующие ходы будут уже совсем короткими: отключение интернета, включение нового агитпропа и… создание, конечно же, собственной «патриотической культуры». Опустим важнейшее отличие нынешней системы — отсутствие какой бы то ни было идеологии. На самом деле идеология — не такая уж и проблема. Когда товарищу Сталину что-то было нужно, любые догмы шли лесом. Но при сталинизме было другое, а именно — огромный разветвлённый аппарат совписов, то есть, советских писателей. А также — других деятелей культуры, всей этой пляшущего, орущего и поющего на разные лады отряда — во славу партии и народа. Инфраструктура в сущности и сейчас есть (вся эта невидимая миру сеть государственных учреждений культуры). Однако мы живем не в мире отчетов, а мире символических капиталов и ценностей (когда чье-то селфи может стать посильнее «Фауста» Гете). Массовую истерию, страсть, вожделение (а из этого и состоит суть поп-культуры) никак нельзя игнорировать — а они зиждятся на идолах, на объектах иррациональной массовой любви. Создать эту любовь искусственно, взамен бывшей, за короткий срок — невозможно. Не по этой ли причине предателей-авторов клеймят — а сами их произведения тем временем реквизируются, экспроприируются в пользу государства? Поскольку никакой