Ну скажите, граждане, вам не
противно, что вас так покупают? Я прям вижу, как они готовят это выступление и обсуждают эти выплаты. Мы сейчас этим баранам бросим бабла, пусть жрут и голосуют. «Мы хотим, послушно cклонив перед ними голову в глубоком уважении, хранить великие традиции нашего народа, его историю и культуру, которые являются неиссякаемым источником истинной внутренней силы и потенциального возрождения в мрачные времена.» Граждане, не будьте баранами.
почему протесты против расизма в
Америке во многих случаях вызвали расистскую реакцию и в России, и у россиян, живущих за рубежом. Эта тема, конечно, слишком сложна, чтобы бегло коснуться ее на полях. И все же. Законодательная отмена рабства в Америке произошла в 1865 году, то есть почти одновременно с отменой крепостного права в России (1861). Крепостничество — или, как часто его называли, «холопство» — при всем разнообразии его форм было тем же рабством, но с той существенной разницей, что рабами были не темнокожие, привезенные из Африки, а свои, христиане. В 1859 году, то есть накануне отмены крепостного права, на 67 миллионов жителей России приходилось 23 миллиона крепостных рабов. При этом самая высокая их концентрация приходилась на центральные районы России — до 28%, на Украине их было не более 17%. Важно, что российское рабство не имело никакой расовой окраски, а потому его последствия, казалось, могли быть преодолены вне всякой антропологии «чужести». Я полагаю, что Октябрьская революция 1917 года в значительной мере была отложенным восстанием крепостных, о чем свидетельствует особая мстительность в насилии по отношению к «образованным» и «благополучным» слоям населения, которая сопровождалась все той же идеологией радикального отрицания «общечеловеческого» — морали, права, культуры и т.д. Место универсального теперь должны были занять пролетарская мораль, пролетарское право, пролетарская культура, отменяющие всеобщее как доминантное. Когда-то Антонио Грамши заметил, что любое господство в обществе не может опираться целиком только на насилие, но должно предполагать и согласие населения этому насилию подчиняться. Именно такое согласие ложится в основу того, что он называл гегемонией, предполагавшей усвоение угнетенными той системы ценностей и той картины мира, что вырабатывала культура доминантной группы. Излагая мысль Грамши, британский марксист Перри Андерсон спрашивает, каким образом «гегемония» на Западе смогла предотвратить разгул крайнего разрушительного радикализма со стороны угнетенных: «Как удалось добиться этого? По мысли Грамши, главную роль сыграли два фактора западноевропейских обществ, у которых не было аналогов в царской России. Первый — роль высококультурного, давно сложившегося интеллектуального слоя в развитии и распространении идей правящего порядка, которые спускались на подчиненные классы. Представители этого слоя были главными проводниками гегемонии...» [7] Бунт потомков вчерашних крепостных в России лежал вне зоны влияния русской культуры, не доходившей до этих социальных слоев: он не просто разворачивался вне форм любой культурной гегемонии, но был обращен в том числе и против самой культуры, которая ассоциировалась с классовым врагом. И только спустя какое-то время, когда власть большевиков утвердилась, начался этап конструирования новой культурной гегемонии в рамках советского классицизма и соцреализма, сопровождавшейся культом классической русской литературы, которая заняла в этом причудливом образовании совершенно особое место.