енкорами, июнь 2023 года. Фото: Kremlin.ru Мне кажется, что этот процесс переламывания себе самому хребта является желаемой целью властей, необходимой для диктатуры. Смысл здесь не просто в том, чтобы заставить людей вслух соглашаться с войной, а в том, чтобы они над собой эту процедуру проделали, чтобы они сами себя переубедили, чтобы они заставили себя поверить в заведомое вранье. Этот факт переубеждения себя, процесс убеждения себя в истинности вранья — самоунижение, на которое ты идешь, прекрасно на самом деле все понимая, делаешь это, исходя из страха или из соображений выгоды, отказываясь от совершенно очевидных истин. Убеждение себя в истинности вранья ради выгоды или из страха — вот этот процесс, и есть процесс самообращения в рабство. За прошедшие 30 лет из-за недогляда власти, которая, повторюсь, была увлечена бизнесом, выросло поколение, предоставленное само себе и относительно свободное. И это поколение нужно было снова призвать к сапогу. Это поколение нужно было прижать к ногтю, обратить его в рабство, потому что это было поколение не рабское. Опыт самостоятельного сгибания себя, опыт переламывания себе самому хребта — это и есть опыт обращения нынешнего поколения в рабство. Любой человек испытывает острую необходимость просто для поддержания психоэмоционального баланса ощущать себя на стороне правды, ощущать себя в целом хорошим, добропорядочным человеком. Тебе предлагают при этом оправдывать массовые убийства, бомбежку городов, убийство гражданских жителей, принимать войну против страны. И это учитывая, что Украина — не какая-то абстрактная страна, а страна соседняя, где люди выглядят точно как ты, живут в точно таких же квартирах, с такими же коврами на стенах. Усилия требуются серьезные для того, чтобы объяснить себе, что так и надо. Власти, понимая, разумеется, тотальную аморальность всего, что творят, судорожно пытаются найти обоснование, объяснение своим людоедским действиям. Реальный мотив здесь заключается в том, что эти люди боятся потерять всё, Путин боится потерять власть, Путин боится столкнуться с невозможностью передать свои завоевания и накопления следующему поколению этой своей наследственной, как они предполагают, новой аристократии. Отсюда необходимость остановить те естественные процессы развития в российском обществе, которые происходили в последнее время. Фото: EPA-EFE / MAXIM SHIPENKOV Тем не менее, обосновывая необходимость сакрализации власти через кровь, они играют в опасную игру. Они должны объяснить людям, что кровь проливается не напрасно, что всё это оправдано, что другого выбора не было и что Россия находится на правильном пути, что люди гибнут не зря. Самым действенным способом стало переворачивание реальности с ног на голову и самовиктимизация. То есть представление себя вместо агрессора, которым, разумеется, российская власть и Россия как государство являются, — жертвой. Отсюда истории о том, что, дескать, нас в это во всё втянули, нам не оставили выбора западные партнеры Украины, мы были вынуждены реагировать, мы защищаемся, мы не нападаем. То, что это совершенно с фактами никак не сходится и никакой проверки реальностью выдержать не может, не имеет значения, потому что гораздо важнее здесь та эмоция, которая подбрасывается людям, и упоительность переживания этой эмоции, которая совершенно затмевает неубедительность аргументации. Прежде всего это эмоции обиды, ресентимента и мести, навязывание народу ощущения себя как жертвы, которая тем не менее способна теперь каким-то образом за свои беды отомстить. Само это ощущение настолько сильно и настолько ярко переживается людьми, которые унижены собственным государством, что способно приносить удовольствие. Как наркотическое вещество, оно дает им упоение, и отвлечение, и временное избавление от тревог и болей. Поэтому пропаганда не то чтобы убедительна, но она заразна, и она справляется со своими функциями, несмотря на то, что сегодня она врет одно, завтра другое, заставляет людей забыть о том, о чем врала вчера, и не особенно тревожится по поводу убедительности своей аргументации. Потому что сила эмоции и упоительность важнее, чем факты. Однако шаг за шагом происходит отдаление от правды, и от этого возникает, разумеется, диссонанс. На самом-то деле русский народ находится в вечном поиске правды, и этот вечный поиск, разумеется, связан с тем, что государство вечно водит своих людей за нос, потому что государство это всегда управлялось узурпаторами и обманщиками. И чтобы защитить себя от обездоленного народа, ищущего справедливости и просто человеческой жизни, эти узурпаторы и обманщики отвлекают его тем, что городят фундаменталистские псевдорелигиозные конструкции, вызывают демонов ксенофобии, морочат народ великодержавным шовинизмом, фетишизируют территориальные завоевания. И тем не менее каждый раз, когда лживость той позиции, которую по требованию государства человек должен занять, начинает резать глаза, людям необходимо этот диссонанс как-то преодолеть. Им необходимо доказать себе, что они принимают то или иное решение, не исходя из шкурных соображений — чтобы не потерять работу, например, чтобы не быть отравленными или посаженными. Потому что это заставило бы их признать в себе низменные качества: трусость, жадность, малодушие и так далее. Люди начинают приписывать своему шкурному или связанному соображениями самосохранения выбору какую-то моральную составляющую, моральную подоплеку. Так, те, кто уехал из России, объясняют себе, что уезжают не потому, что боятся за себя и своих детей, а потому, например, что не хотят разделять это будущее с диктатурой. Те, кто остаются, наоборот, говорят, что они проявили мужество, оставшись, а не побежали из страны, как некоторые. Те, кто поехал на фронт, объясняют, что они делают это не потому, что им платят 400 тысяч рублей за убийство других людей, а потому что они родину защищают, потому что они мужики, настоящие герои. Фото: Sefa Karacan / Anadolu Agency / Getty Images Человеку, вне зависимости от того, какое он решение принял, видимо, необходимо подвести моральную базу под это решение, чтобы не признавать и не признаваться себе в том, что оно принято по соображениям другого порядка, самосохранения или выгоды. И кроме того, надо понимать, что любая диктатура — это прежде всего сила. Выбор здесь не между правдой и ложью, а между правдой и силой. Убедительность всех этих ложных, полубредовых построений, на которых зиждется любая диктатура, система воображаемых координат, новояз, этот волапюк, который форматирует сознание, принуждая людей к покорности, — всё это убедительно постольку, поскольку подкреплено силой. Такие государства должны всё время проецировать силу: угрожать насилием и осуществлять насилие. Диктатор убедителен, пока он силен. Как только он ослабел, его сразу начинают высмеивать. Вот говорят: а король-то голый! И все в шоке от удивительного открытия, сделанного маленьким мальчиком. Неужели до этого мальчика никто не видел, что король голый? Разумеется, видели-то все. Дело не в том, что никто этого не видел. Дело в том, что было очень страшно сказать это вслух, чтобы голову за это не отрубили. Но если у короля случился инсульт и он упал с трона, в этот момент всем становится совершенно очевидно, и все хором говорят: да, голый, посмотрите-ка! Потому что не страшно в этот момент уже стало. Это одна история. Другая история заключается в том, что, примкнув к силе, потому что ты себя ощущаешь слабым, и согласившись с аргументацией силы, даже если она очевидным образом правду нарушает, ты начинаешь эту силу оправдывать, потому что ты должен морализировать свою позицию, свой выбор, и ты не можешь признать, что находишься на стороне зла. То есть, примкнув ко злу, ты начинаешь объяснять себе, что это, в сущности, и не зло вовсе. У тебя возникает серьезная потребность в оправдании этого зла — из потребности к самооправданию. И вот ты говоришь себе: «Всё не так однозначно». Это «всё не так однозначно» на самом деле означает, что ты отказываешься считать, что в этой ситуации вот тут безусловное добро, а тут безусловное зло, тут черное, тут белое, тут мы, тут они, и вот так поступать правильно, а вот так — совершенно точно нельзя. ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ «Или сдохну на войне, или на паперти в Казахстане» Ирина Кравцова поговорила с теми мужчинами, кто не хочет воевать, но всё равно остается в России Но если ты примкнул уже к силе или готовишься к ней примкнуть, то, как только ты это признал, получается, что ты находишься на стороне зла. И даже если ты просто со злом не споришь, то тоже на стороне зла находишься. А вот если ты говоришь, что всё не так однозначно, значит, нету в этой ситуации никаких двух полюсов. Нет хорошего, нет плохого, нет черного, нет белого. И ты сам, дескать, находишься на стороне черного, на стороне зла, не потому что страшно тебе за себя, или потому что выгодно находиться на стороне зла, а потому что другая сторона не является стороной добра. Соответственно, если они не белые, то и ты не черный, а все серы, а если все серые, то это ощущение нахождения на стороне зла перестает разъедать тебя. И именно чтобы оно тебя перестало жечь, ты так отчаянно цепляешься за любые возможности доказать себе, что в той стороне тоже есть зло. Ты говоришь: ну посмотрите, вот украинцы замучили российского военнопленного. И это дает