, перепечаткой на машинке, в редких (и более поздних) случаях ксерокопированием. Начиная от Василия Гроссмана до Солженицына, Шаламова, Евгении Гинзбург, Надежды Мандельштам, Венечки Ерофеева. 3. Привезенные или присланные из-за границы издания на русском языке. Кроме уже упомянутого издательства «Жизнь с Богом», к нам попадали через приезжих иностранцев и дипломатов книги на русском языке, изданные в ИМКА-пресс, РСХД, наконец, издательство Ардис. Это был первый «тамиздат». Для меня лично самиздат начинался как поэтический. Кроме перепечатанных на машинке стихотворений Цветаевой, Гумилева, Ахматовой и Мандельштама, существовали и поэтические самиздатские журналы — «Синтаксис», собранный Александром Гинзбургом, несколько ленинградских поэтических журналов. Но главное, что необходимо понять — самиздат был чрезвычайно разнообразен, и он не исчерпывался поэзией. Кроме поэтического и уже упомянутого религиозного, существовал самый опасный вид самиздата, политический. Он был ошеломляющий по воздействию: это в первую очередь Орвелл с его «Скотской фермой» и романом «1984 год», и некоторое количество чисто политических исследований, не поднимающихся на такой высокий художественный уровень — «Технология власти» Авторханова, «Большой террор» Конквеста, «Новый класс» Джиласа… Мы читали днями и ночами, читали годами, и росли вместе с чтением. Репрессии за изготовление самиздата ужесточались, редко какое регулярное издание выдерживало больше трех номеров, редакторов, составителей и машинисток ловили и сажали. В 1965-м году прошел процесс над Синявским и Даниэлем, опубликовавшими свои книги за рубежом, и после этого процесса посажены были десятки людей. Кстати, посадили и Александра Гинзбурга, составившего «Белую книгу», посвященную именно этому процессу над двумя писателями. Несколько позже, в 1968-м году, стали выпускать «Хронику текущих событий», два десятка смельчаков собирали по все стране материалы о репрессиях, о тех политических процессах, которые шли в те годы. Это издание поставило рекорд долгожительства. Это был подвиг Наташи Горбаневской. Вернусь к моему личному чтению. 1965 год стал для меня годом, когда я открыла сразу двух великих русских писателей, которые стоят как пограничные столбы русской литературы — Платонов и Набоков. Так случилось, что их книги почти одновременно попали ко мне в руки. Надо сказать, это было очень тяжелое испытание. Две такие, не хочу сказать — взаимоуничтожающие, но во многом очень противоположные, вскипающие друг от друга стихии. Платонова тогда напечатали — первое посмертное издание. С Набоковым было интереснее: один студент, с другого факультета, канадец русского происхождения, дал прочитать «Приглашение на казнь»... Все перевернулось. Это было абсолютным потрясением. Последние страницы романа содержали такой художественный прорыв, на который никакая философия не была способна. Я поняла, что есть другая русская литература, помимо русской классической и русской советской, в которой я заметила тогда одного Платонова... А дальше маршрут мой прорисовывался следующим образом: поскольку меня интересовала в мои университетские годы не только философия и биология, но и мануфактура, с которой было точно так же плохо, как и с книгами, я пришла как-то в корпус «Л» высотного здания на Воробьевых горах купить у знакомой фарцовщицы какую-то тряпку. Пришла — полно барахла выложено на кровати, а в кресле лежит книжка. Называется «Дар», и автор ее уже известный мне Набоков. Глаз мой загорелся таким пламенем, что она как опытный продавец сказала, что книга не продается. Это было сильное заявление, но ответ мой был еще сильнее: я сняла с руки бриллиантовое бабушкино кольцо, положила на стол и взяла книгу. Надо сказать, что ни одной минуты я не пожалела об этом кольце. Книга оказалась настоящим бриллиантом. Она читана-перечитана мной, всеми моими друзьями. Она даже после «Приглашения на казнь» была ошеломляющей. В 1968-м году я закончила университет, попала в институт Общей генетики Академии наук, что было лучшим распределением. Время большого чтения продолжалось. Книжки приходили, прибегали, прискакивали сами. В те времена я даже не знала чрезвычайно важного семейного факта, что мой дед Яков получил свой десятилетний срок лет в 1948-м году за то, что работал в Еврейском Антифашистском Комитете (ЕАК), большая часть которого была расстреляна. Его посадили, потому что он, владеющий несколькими иностранными языками, составлял политические обзоры по мировой политике для Михоэлса, председателя ЕАК, на основании иностранных газет. В концке 60-х в руки мне попала книжка «Исход» писателя Леона Уриса. Конечно, этот роман был из числа запрещенных — как сионистский... Роман довольно посредственный, повествующий об образовании государства Израиль. Интересно! Мне очень захотелось его иметь. Мы нашли машинистку, выдали мою машинку, потому что своей у нее не было, и она взялась за перепечатку «Исхода». Ждали, ждали, а потом выяснилось, что машинку вместе с перепечаткой и книжкой забрали в КГБ. На этом закончилась биологическая карьера не только моя, но и еще нескольких людей, с которыми мы вместе работали — закрыли всю лабораторию. Книга Уриса «Исход» произвела мой исход из генетики и подтолкнула к другой профессии... Собственно, на этом можно было бы и закончить. В 1990 году в России был принят закон о запрещении цензуры. В течение двух лет почти все те книги, которые были опасным чтением, появились на прилавках книжных магазинов. Кажется, издательства не сделали на этих книгах большого бизнеса. У меня даже было такое впечатление, что все, кому было это рискованное чтение было интересно, прочитали эти книги раньше. Может быть, самый яркий пример — «Архипелаг Гулаг», за который более всего сажали и трепали. Он лежал в начале 90-х не только на прилавках магазинов, но и на всех переходах в метро, но никто его не расхватывал. Парадоксально, но эта великая книга-подвиг оказалась гораздо важнее на Западе, чем на родине. Коммунистическое движение во Франции и в Италии пошло на спад после того, как западные коммунисты узнали о большом терроре, о роли ЧК-НКВД-КГБ в жизни страны и отшатнулись от коммунистического режима, от сталинизма. Но как раз в России этого не произошло. Книга, по-видимому, так и осталась непрочитанной, потому что через несколько лет после крушения советской власти народ дружно проголосовал за человека, воспитанного в старых традициях КГБ. Здесь же и корень возрождающегося в нашей стране сталинизма. ...факт таков, что за книгу сегодня не арестовывают. Подвиг чтения больше никому не нужен. Само чтение как будто перевоплотилось из важнейшей составляющей жизни в необязательное удовольствие. Каждый раз, оказываясь в вагоне метро, я вижу читающих людей: девять из десяти читают с телефонов и ридеров, десятый держит в руках «живую» книгу. Вопрос, что же читают эти люди, имеет ответ лишь приблизительный…",Людмила Улицкая,https://sep22.slovonovo.me/tpost/sdah6tzzf1-lyudmila-ulitskaya?fbclid=IwAR0aPnoEPobG2sxKWEROhU00h_FQG27Iy37Bv3TXB9VMNvl-UaY4iQmCAQg,2023-09-14 06:44:01 -0400