еся в России, вынуждены жить с полузашитым ртом, в маргинальном состоянии. Многие уехали, кто-то исчез с горизонта. Это разные судьбы разных людей. А вот, например, железнодорожный рабочий Михаил Симонов, который написал о том, что Бог нас не простит, и сел на семь лет в лагерь, – Михаил Симонов у нас не народ? Так вот, если под словом ""народ"" понимать среднее арифметическое, то это сегодняшнее среднеарифметическое - результат двадцатилетнего облучения из телевизора. Козьма Прутков говорил: «Многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то они в себе и носят». И в головы почти полутора сотен миллионов людей ежедневное закачивается эта кровавая ядовитая колбаса. О Путине как о единственном шансе России, о Западе, который спит и видит, как бы уничтожить Россию, оплот мира и духовности, об украинском нацизме... В сторону Украины уже много лет льется только агрессия и ксенофобия, только презрение и ненависть, только распятые мальчики и «недонация». И после этого Кремль макает палец в эти мозги с закаченной туда колбасой, и показывает совю «социологию»: вы же видите – они так думают! Но огромное количество людей просто не в состоянии думать, они не умеют сопоставлять информацию и анализировать ее, понимаете? Этому надо учиться. Немецкий народ, например, тоже ничего себе был народ. А потом он три года послушал геббельсовское радио. И все, Германия свихнулась. Так это через три года. А тут двадцать три. Возвращаясь к Декарту, точнее будет говорить не о врожденном дефекте какого-то ""народа"", а о некоем суммарном векторе путинских усилий, о вполне рукотворном социальном лифте. Вот в Германии, например, в 1933 году выясняется, что для должности, карьеры, удовлетворения своих комплексов и доступа к казне надо любить Гитлера. И этот социальный лифт поднимает желающих наверх, а Брехта и Томаса Манна отправляет в подвал. И дай боге еще, чтобы не в буквальном смысле. Народ - подопытное существо, на котором произвели этот опыт, не более того. – Ну так то в Германии, а мы в России. – Это меняет в общей схеме совсем немногое, поверьте. Так вот, нет у нас никакой проблемы с народом! ""Контрольная"", так сказать, группа (та часть русского народа, которая уехала и начала жить по правилам свободного мира) показывает, что все разговоры о проблемах этноса – разговоры лживые и подлые. Российская эмиграция - эмиграция очень успешная, бывшие россияне делают серьёзные карьеры за рубежом. Спасибо Владимиру Владимировичу, сегодня на моих выступлениях в Америке, Канаде, Израиле, Европе - полные залы, и это мягко говоря, не худшие из россиян. Из России за путинское время уехали миллионы людей, которые могли стать основой новой России, ее средним классом. Платить налоги, строить нормальную экономику и нормальное общество. Но вместо этого – постоянное кровотечение из страны. Это не деменция, это такой лифт – Виктор Анатольевич, вы сами вернётесь? – Как только я смогу вернуться на родину, а не в тюрьму (поскольку, по нынешним их блатным понятиям, я наговорил примерно на пять пожизненных), - я разумеется, вернусь. Жить в России вообще можно и сейчас, если ты готов существовать по существующим правилам. Я не говорю, что это плохо - это просто другая стратегия. Называть происходящее на Украине ""специальной военной операцией""? Ну хорошо, давайте называть так. А советский Афган с миллионом убитых нами афганцев - интернациональной помощью. Если ты готов играть в эти игры, то можно жить и в России. Но с другой стороны, мы уже видим, как люди садятся в лагеря, потому что сосед в метро заглянул в их телефон, увидел там украинский флаг и вызвал полицию. Это уже новый этап деградации, обратите внимание. Это уже не случаи Навальный*, не Яшин*, не Кара-Мурза*, которые посажены как опасные политические противники - это уже лавинообразный процесс... – Ну вот видите, все-таки вы говорите о деградации. – Да, но о деградации рукотворной социальной нормы! Ещё раз: это не деградация какого-то народа, который вдруг взял и деградировал. Это не деменция, не биология! Это навязанная сверху система социальных механизмов. Ещё недавно было невозможно себе представить, чтобы учитель донёс на ребёнка. Он стал бы позором в собственной школе. А сейчас уже можно. Эту лесенку построила власть, а дальше уж подонки полезли по этой лесенке наверх. – Так вон, экс-президент призывает доносить побольше и почаще. – Экс-президенту надо чаще закусывать. И опять-таки - и снова здравствуй, Декарт: кто президент? Медведев президент? Убогий симеон бекбулатович, которого лубянский грозный царь, хихикая, посадил на трон, и он поболтал там ножками какое-то время. А вы говорите «президент». Послушайте: вы заложники, а я беглец, мы не можем ничего изменить прямо сейчас, и я не призываю никого рисковать своей свободой, но надо хотя бы про себя научиться называть вещи своими именами. – Тогда, например, убийство Татарского – это теракт? Или что это было? – Говоря про разные явления, мы всякий раз возвращаемся к ключевому понятию нормы. В свободном мире террор – это ненормально и противозаконно, потому что для политических изменений имеются бескровные легитимные механизмы. Но в политике тоже срабатывает чистая физика: если у чайника запаять носик и крышку, он взорвётся на огне, вот и все. У нашего политического чайника за 23 года всё запаяно наглухо. Политическая ""малина"", вцепившись во власть, делает вид, что она легитимна, они нацепили на себя разные прекрасные бейджики. Один типа президент, другой в депутатском костюме, третий типа сенатор, на четвертой судейская мантия, на пятом прокурорский мундир, и всех их обслуживает типа ""журналист""... Но на самом деле все запаяно. - Удобно же. – Возвращаемся к теме взрыва. И на Васильевском острове, и политического раскаленного чайника в целом. Если нам не нравятся взрывы, надо возвращать механизмы обратной связи, вот и все. И кем тогда по закону нужно считать такого человека, как покойный Фомин-Татарский? «Всех убьём, всех ограбим, как мы любим»... Он говорил это не у пивного ларька, а в Георгиевском зале, на приёме у Путина! Принародная пропаганда войны, призыв к убийству по национальному признаку... И не было ни парламентского расследования, ни обычного расследования. И нет даже возможности возразить, выйти в одиночный протестный пикет - тебя немедленно упакуют. Что же остаётся? А вот статуэтка и остается. Кстати, фамилия ""Трепова"" отсылает нас к сюжету полуторавековой давности, когда Вера Засулич стреляла в губернатора Фёдора Трепова. Только фамилия жертвы стала именем покушавшейся, символизируя Инь и Ян русской истории. Еще раз, для сравнения: Вера Засулич стреляла в Трепова, потому что он приказал высечь политического заключённого. В те времена это было немыслимым оскорблением для общества! (Сегодня это прошло бы незамеченным – у нас насилуют в местах заключения как ни в чём не бывало.) Судить или отстранить царского губернатора Трепова было невозможно, и ответом на беззаконие стал выстрел Веры Засулич. И прошу заметить: полтора века назад в России независимый суд присяжных Засулич оправдал, сочтя, что она имела очень серьёзные мотивы! Снова возвращаемся к теме нормы. Значит, если с губернатором Треповым, который высек политического заключённого, нельзя ничего сделать в рамках закона, приходит Вера Засулич с пистолетом. Если с Фоминым, который пропагандирует на весь мир убийства, ограбления, насилия над украинцами, нельзя ничего сделать в рамках закона, - ему дарят статуэтку. Ни в случае с Засулич, ни в случае с Треповой в насилии нет ничего хорошего, о чём я бы сказал «вот правильно». Просто угол падения равен углу отражения... – Думаете, эта история что-то изменит? – Нет, тут никаких иллюзий. Просто эта историческая рифма указывает нам, что мы сегодня находимся в более низкой точке, чем находилось русское общество в эпоху конфликта Засулич и Трепова. Просто констатируем это. Сначала Бродский, потом еда – За границей сегодня находятся многие ваши коллеги – писатели, режиссеры, актеры, критики, журналисты. По соседству с вами Людмила Улицкая, Владимир Сорокин, Дмитрий Глуховский*, Михаил Шишкин… — … А чуть подальше и Быков*, и Акунин*, и Крымов, и Туминас, и Серебренников, и очень многие. — Ну в общем, мы тут не успеваем звездочки над фамилиями расставлять. Так что происходит с уезжающим русским искусством? — Очень все по-разному. Писатель — самый лёгкий случай. Он взял свой алфавит, свою клавиатуру, — и хоть на Бали, хоть в Гренландии сиди и пиши. Улицкая вот в Берлине, а Быков* в Америке. Что касается театральных режиссёров, то Дмитрий Крымов работает в Нью-Йорке, Римас Туминас ставит Толстого в Израиле – режиссеры с такими именами нарасхват на много сезонов вперёд и ставят по всему миру. — Но не в России. — То, что Крымову, Туминасу и Серебренникову нет места в России — это проблема России прежде всего. Это российские зрители не увидят их постановок! Зато увидит другое... Сейчас, говорят, в России в кино все стало очень хорошо с финансированием — только снимай! Власть изо всех сил хочет сделать вид, что ничего такого не происходит, что нормальная жизнь продолжается.... А уж если ты захочешь снять кино во славу спецоперации, тебя просто зальют деньгами! Ну, а дальше каждый решает для себя: кто-то уезжает и ищет возможность работать снаружи, кто-то ищет компромисс внутри, кто-то просто уходит из профессии, кто-то