тические россияне мало отличаются от среднестатистических датчан и для благоденствия достаточно перенести правильные институты, которые в любом обществе будут «правильно» работать. (ii) «Иллюзия виноватых они». Попытка видеть причины всех бед в Путине, авторитаризме, коррумпированной бюрократии, нечестных олигархах и прочих внешних для рассуждающих акторов, которых достаточно устранить и ситуация резко улучшится. Виноватых и правда полно, но в большинстве случаев они не причина, а следствие. Кроме того, надо помнить, что «они» вышли из «нас». И если из «нас» выходят такие «они», то наверное что-то не так с «нами». (iii) «Иллюзия прорывных решений». Представления о том, что существуют некие важные институциональные решения (дизайн), внедрение которых позволит быстро решить застарелые проблемы. Далее я попробую поговорить об этих иллюзиях подробно. 2. «Прогрессивная общественность» воспринимает институциональную теорию примерно следующим образом. «Вот есть страны богатые – у них такие-то институты, а вот есть страны бедные, где другие институты, потому они и бедны. Давайте перенесем «правильный» институт в бедную страну, она разбогатеет». При этом не учитывается, что те или иные правовые институты попадают в среду из сложившихся неформальных практик, накладываясь на определенные культурные нормы и стереотипы поведения. Данная агрессивная среда часто трансформирует содержание институтов на прямо противоположное. Примеров дословного копирования законодательства развитых стран развивающимися огромное количество, но большинство из них привели к весьма ограниченным результатам. Либерия еще в XIX в. воспроизвела конституцию США и скопировала значительную часть американской правовой системы, однако до сих пор является одной из беднейших стран мира. Покидая колонии в 1960-х, европейцы оставили в большинстве из них собственную правовую систему (часто дословно состоящую из всего свода правовых норм метрополии), относительно эффективно работающие государственные институты, а в некоторых случаях независимые СМИ и даже системы демократического представительства. С уходом европейцев эти институты в большинстве случаев быстро деградировали (нет возможности обосновать данный тезис подробно, об особенно рельефном примере стран Африки южнее Сахары (1), об общих закономерностях (2)). Для эффективного заимствования определенного института, и даже для сохранения качества работы уже действующего, необходимо скопировать не только сами правовые нормы, но и практики и культуру их применения. Носителями этих практик и правил являются лишь выходцы из стран их возникновения. Именно отъезд чиновников-европейцев из колониальных администраций вел к неизбежной и массовой деградации качества работы институтов, при неизменности правовых норм. Предположение о том, что копирование условных «датских» институтов без массового импорта имплементирующих эти институты «датчан», прямо противоречит огромному количеству примеров из международного опыта. Исключения статистически редки, и в основном сводятся к примерам стран из конфуцианского кластера, где, по всей видимости, существуют другие значимые факторы продуктивности исходной культуры. С моей сугубо субъективной точки зрения, одним из главных достоинств книги Ходорковского, является тот факт, что он, пусть и не в столь радикальной манере как я, ставит вопрос о необходимости привлечения иностранных чиновников. Я пишу об этом давно (3). На мой взгляд, массовое привлечение иностранцев на госслужбу это в принципе единственный механизм осуществления быстрых положительных изменений. Представления же о том, что достаточно заменить «плохих они» (почему-то получившихся из «нас») на «хороших нас», которые смогут избежать трансформации в «плохих они» благодаря правовым институтам, кажутся мне заведомо утопичными. 3. Проиллюстрирую ошибки иллюзии «нормальных мы» примерами из личного опыта. Когда-то в далеком 2011 году в Россию приезжал руководитель налоговой службы Норвегии, и я стал свидетелем одного весьма показательного разговора по обмену опытом. Норвежец сначала рассказал, что их служба даже камеральной проверке подвергают только 15% компаний, остальные не проверяют вовсе. На удивленный вопрос российских налоговиков: «А у вас при этом не возникает проблем с фирмами-однодневками?» – руководитель налоговой службы долго не мог понять, смысл данной концепции. Норвежский народ их почему-то не создает. Потом он рассказал, что в Норвегии, если в результате проведения выездной проверки налоговый инспектор обнаруживает у фирмы недоплату по налогам, которая возникла, на его взгляд, не в результате умышленной манипуляции, а по ошибке, инспектор может ограничиться вынесением предупреждения и не взыскивать с компании никаких штрафов. На вопрос российских налоговиков: «В пределах каких сумм и на основании чего инспектор принимает подобное решение?» – ответ был: «Любых. На основании собственного суждения». Этот факт вызвал у российских налоговиков глубокий экзистенциальный кризис: «Да как же такое возможно? Инспектор просто единолично по своему усмотрению решает вопросы на миллионы долларов. Это же рассадник коррупции!». На что норвежский налоговик недоуменно сказал: «А какая тут возможна коррупция? У нас же есть правило, что инспектор может либо взыскать, либо не взыскивать данную сумму. Но в переговоры с бизнесом по этому поводу вступать не может. Так, что никакой коррупции тут возникнуть не может». Немая сцена, занавес. Во время моей работы в ФНС я занимался вопросами международного сотрудничества, и мне приходилось много общаться с представителями иностранных налоговых служб, как в рамках поездок по обмену опытом, так и в рамках сотрудничества в международных организациях типа ОЭСР. Сильным шоком для меня были восторженные отзывы представителей налоговых служб развитых стран о существующей в России (!) системе контроля над деятельностью налоговых чиновников. Мне прямо говорили, что нормативное регулирование, направленное на предотвращение коррупции в налоговых органах, в России развиты гораздо лучше, чем во многих развитых странах. (Французы и вовсе утверждали, что копируют некоторые наши нормы). И я, в целом готов согласиться с подобным утверждением. Однако, как все мы видим из повседневной жизни, коррупция в данной сфере в России гораздо выше, чем на западе. Несмотря на крайнюю слабость системы контроля за инспекторами, уровень коррупции в Норвегии – один из самых низких в мире, а в России, несмотря на довольно совершенное законодательство в области контроля над чиновниками, уровень коррупции в налоговых органах довольно высокий. Может быть дело не только в правовых нормах и системах контроля? Кстати налоговики это самая многочисленная в России группа гражданских чиновников. В мою бытность порядка 140 тысяч по всей стране. Многовато для «плохих они», не имеющих к «нам» никакого отношения. Тут многие скажут, что для того, чтобы эти прекрасные российские правила по факту исполнялись нужна политическая конкуренция и свобода слова. Однако в России 90-х или довоенной Украине вроде бы были и политическая конкуренция и свобода слова, что не мешало ни коррупции ни подчинению ведущих СМИ олигархическим кланам. Отличие этих примеров от эталонных демократий отнюдь не в недостатках законодательства. Опустим пока чиновников и подумаем о журналистах. На западе многие СМИ тоже ангажированы и подчинены различному влиянию. Но не в такой степени. Разница в этике среднего постсоветского и среднего западного журналиста предопределяется теми же причинами, что и разница между средними российскими и норвежскими налоговиками. Как и разница политической культуры в целом. Можно ввести любые правовые нормы, однако конечный результат всегда будет зависеть от объективных свойств «нас» в большей степени, нежели от институциональных рамок. Другой разговор, что «правильно» работающие институты с течением времени формируют в живущих в этих институтах людях «правильные» качества. Вопрос в том как разорвать порочный круг и запустить систему «правильных» обратных связей. Очевидных, и уж тем более простых в реализации, ответов на этот вопрос не существует. 4. Для того, чтобы проиллюстрировать, что тезис «проблема в нас» имеет не только бюрократическое или политическое измерение, приведу лишь один из множества возможных примеров, позаимствованный из творчества Ф. Фукуямы. Представьте себе две деревни с одинаковым количеством жителей, обладающих одинаковым набором производственных навыков, одинаковыми орудиями труда, одинаковым количеством земли идентичного качества и живущими в одном государстве. Однако в деревне №1 уровень доверия жителей друг к другу очень высок, а в деревне №2 очень низок. Это приводит к тому, что жители деревни №2 тратят часть своих средств на покупку в городе замков и строительство заборов вокруг своих участков. Они содержат сторожевых собак и привлекают к составлению договоров друг с другом юристов, в отличие от деревни №1, где сделки совершаются на честном слове. (Кстати сколько процентов ВВП, в россии потрачено на заборы?) Жители деревни №1 кооперируются для организации доставки и продажи своей продукции в городе, снижая тем самым транспортные издержки за счет эффекта масштаба. Жит